Тысячекратно журналисты описывали случившееся с прапорщиком Бойко. Сегодня суд назвал его виноватым, но даровал волю. Вскоре медиапространство забудет его фамилию. Останется лишь воспоминание о бренде – «жемчужном» прапорщике. Вадим согласился поговорить с «Фонтанкой» о жизни, потому что редко кто интересовался его судьбой.
Вадим Бойко родился в Ленинграде, в семье типичного советского прапорщика-десантника. Самым ярким собирательным образом такого служаки, когда-то показанным стране, был Волонтир в киноленте «В зоне особого внимания». Фактически же ясли, детский сад, начальные классы Вадим посещал в разных гарнизонах необъятного СССР. По его же словам, первые детские воспоминания связаны с армейской формой: «Форма, погоны – это повседневная одежда. К нам в гости приходило много народа. Сидящие офицеры за столом – мои первые всплески эмоций».
Круг общения в гарнизонах невелик и среди школьников. Все забавы, так или иначе, — вокруг техники, пушек, гусениц. В прямом смысле мир чугунных игрушек.
— Отец с меня требовал, если не как с солдата, конечно, но построже, чем во многих советских семьях. Со второго класса я самостоятельно гладил утюгом форму.
— Ремнем перепадало?
— Редко, но бывало. Когда бывало, то метко получалось.
Отец Вадима — потомственный казак из Краснодарского края, в Майкопе у семьи десятки родственников. Вся станица знает об истории, в которую попал Бойко. Они звонят ему и подбадривают: «Не тужи, кривая вывезет!»
— Курить в каком классе начал?
— У отца, конечно, папиросы таскал, но курить начал в армии.
— Какую музыку тогда слушали?
— Как все нормальные: Цоя, «Алису», «ДДТ». В комсомол уже не верили, галстуков и значков с Ленином не носили.
Революционные события 1991 года Бойко встречает в Туапсе: там ураган, поезда не ходят из-за оползней, самолеты не летают из-за путча.
— Где служили?
— В ВДВ, конечно. Приехал на питерский вокзал после дембеля в 1995 году. Иду красавцем в форме. Ко мне подходят омоновцы – предложили служить с ними. Только через полгода после проверок был взят в часть. Тогда мы постоянно ездили в командировку в Чечню, задерживали красавцев из оргпреступности.
— Что изменилось в ОМОНе?
— С 2003 года нас начинают кидать на концерты, футболы, митинги. Не шибко это и нравилось. Кому охота слышать про себя – «цепной пес»?
— А если вас назовут «казаками»?
— Казак – это доблесть и воинская слава. Казак стал нарицательным только после разгона студенчества, так это было еще при царе Горохе. Сравнение с внутренними войсками мне не по душе. Мне кажется, ОМОН не для того предназначен. Не народ от власти защищать и не государство от народа, а бороться с уголовщиной.
— Что вам мать говорила на это?
— Мама всю жизнь сама прослужила с отцом, хотя и инженер. Ее мнение: кричать на улице – это некрасиво, странный способ.
По мнению Бойко, система его не кинула. Товарищи и руководители общаются, помогают.
— Если бы вы были генералом, пришли бы на суд к Бойко?
— Не знаю, не генерал.
— После приговора что мама сказала?
— Слава Богу.
— А отец, если бы был жив?
— Он прямой был. Руку пожал бы.
— Вы выдохнули?
— Новый год там не проведу.
Когда мы сказали, что через полчаса перезвоним Вадиму и продиктуем интервью, он ответил: «А журналисты – все, что смогли, уже сделали. Я вам доверяю. Отбой».
С Вадимом Бойко разговаривал Евгений Вышенков