Большие симфоджазовые (ещё их называли — эстрадно-симфонические) оркестры, без которых не обходилось ни музыкальное телевидение, ни многочисленные праздничные концерты, — казалось, навсегда ушли в прошлое. И вот — в начале ХХI века появился новый коллектив, который вернул на эстраду и в телеэфир живое оркестровое звучание. Это — «Фонограф-Симфо-Джаз» под руководством замечательного пианиста, дирижёра и бэнд-лидера Сергея ЖИЛИНА.

Оркестр сформировался не на пустом месте — его основой стал знаменитый джаз-банд «Фонограф», которому в этом году исполняется тридцать лет. 23 октября в Государственном Кремлёвском дворце пройдёт юбилейный концерт «Фонографа» — в его теперь главной — симфоджазовой ипостаси. О большом оркестре, живой музыке и эстрадных звёздах — наш разговор с Сергеем Жилиным, знаменитым музыкантом в белом фраке, сопровождающим со своим оркестром все главные телевизионные музпроекты последних лет.

— Когда случилась первая работа на телевидении с оркестром?

— Самая первая — это давний «Голубой огонёк» Анели Меркуловой на третьей кнопке, смешная была программа. Вторая состоялась уже через несколько лет — это «Хазанов против НТВ». Ну а потом — «Танцы со звёздами», «Две звезды», «Голос»…

— Когда на основе вашего «Фонографа» начал создаваться большой симфоджазовый оркестр, была идея сделать его чисто телевизионным? И — коммерческим?

— Абсолютно нет. Мы всегда занимались только тем, что нам интересно.

— Первая серьёзная работа — это «Две звезды»?

— Как музыкальная программа — да. Но до этого были «Танцы со звёздами», музыки там звучало много, но её роль была сугубо прикладная. Кстати, после того как мы завершили свою работу в «Танцах», они выходили в эфир ещё несколько сезонов. И с каждым разом новый оркестр, который аккомпанировал танцорам, удивлял всё больше и больше. В последних выпусках он уже напоминал ресторанный ансамбль из «Вокзала для двоих», где пианиста сыграл Александр Ширвиндт. Что лишний раз свидетельствует о скромной роли музыки на танцевальном паркете. Но для нас это был очень важный опыт: надо было отрепетировать и сыграть большое количество самых разных произведений в очень сжатые сроки. И — качественно!

— Почему после многих лет абсолютного господства на музыкальном телевидении фонограммы, попросту говоря «фанеры», — появилась необходимость в живом звуке?

— Нужно вспомнить, почему в 90-е годы фонограмма одержала победу над живым звуком. У нас в своё время был прекрасный эстрадно-симфонический оркестр Юрия Силантьева. Но в какой-то момент его звучание стало уступать модным тембрам новых фонограмм, которые писались на современных электронных инструментах в хороших студиях при помощи секвенсоров и компьютеров. Кстати, на Западе существовала аналогичная тенденция. Неслучайно в конце 90-х большой оркестр ушёл, например, с конкурса «Евровидение». Фонограмма звучала ярче, мощнее и привлекательнее. У нас ещё раньше оркестр исчез с «Песни года». И в какой-то момент осталась одна «фанера»…

— При этом фонограммы становились всё лучше и лучше.

— Да, в хороших фонограммах присутствует настоящая жизнь. Достаточно сказать, что многие фонограммы пишутся сейчас с использованием живых инструментов, а не только «электронных молотилок». Мы у себя в «Фонографе» всегда так делаем — пишем только живьём. Замечу, играем только вживую. Но — для многих других здесь и возникает главная проблема. Например, запись сделана вчера, когда солист приехал с гастролей уставшим, у него было определённое состояние — физическое, эмоциональное, психическое… Музыканты, наоборот, были весёлыми и отдохнувшими. И вот через месяц им всем, включая солиста, под эту фонограмму нужно обозначать некую деятельность. Они должны попадать в то настроение, в ту атмосферу, в которой эта запись была сделана. Имитируя это состояние, артист (прошу прощения за грубое слово) уродует и себя, и слушателей. Это — двойной обман. Артист обманывает сам себя, кривя душой и прикидываясь тем, кем был, когда записывал фонограмму. Обманывает зрителя, которого никогда не предупреждают с афиши о том, что он участвует в «коллективном прослушивании пластинок».

— А телевидение это транслирует?

— Да, есть программы, которые держат пальму первенства. Но эта ситуация уже многим и давно надоела! Живая волна наконец-то докатилась до телевидения. И в программах «Две звезды», «Достояние Республики», «Голос» создатели решили добиться того живого состояния, той атмосферы, благодаря которой и рождается настоящая музыка. Это состояние стало интересным именно для телевидения, а программы с живым звуком оказались очень привлекательными для зрителя. Всё, что артист знает, любит и умеет, он должен показать за три-четыре минуты. Я всегда вспоминаю афоризм, услышанный от Владимира Матецкого: «Ты хорош ровно настолько, насколько хороша твоя последняя песня». Если ты хорошо выступил вчера, то сегодня ты в рейтинге. А если вчера «облажался», то любые прежние заслуги обнуляются.

— У вашего оркестра огромный опыт работы в жанре, над которым часто иронизируют. Это — русский шансон. А с ними — как? По понятиям?

— Понятие у них простое. Не надо ничего лишнего. Мы уже третий или четвёртый год участвуем в программе «Шансон года». Артисты этого жанра приносят нам свои песни и с удовольствием поют живьём. Только не надо им создавать лишние трудности. Не стоит «улучшать» аранжировку, внедрять туда своё «я». Можно добавить что-то незаметное для исполнителя и чуть-чуть украшающее звучание этой музыки. Мы это поняли, но не сразу.

— Кто из российских шансонье вам наиболее симпатичен?

— Сложно сказать. Безусловно — Михаил Шуфутинский, Александр Розенбаум, Слава Медяник. Жека — совершенно харизматичный персонаж, Валера Курас… Конечно — Александр Новиков. Один раз мы с ним пели «Извозчика», песня известная, но встретились только на сцене, без репетиций. Он выходит, помахал рукой: поехали… И — всё совпало! Помню, как мне первый раз предложили работать в концерте Михаила Шуфутинского. Предложили «вторым составом» — мол, «что там играть»! Но так говорить и думать нельзя. Нельзя неуважительно относиться к артистам, которые работают в другом сегменте рынка. Подготовить сольную программу из 35 вещей — это большая и тяжёлая работа. И артист имеет право требовать от оркестра нужного ему звука — от каждого инструмента!

— Для этого нужно всё время поддерживать идеальную артистическую форму.

— Да, это похоже на «большой спорт». Каждый раз на сцене или в студии — как первый! И я надеюсь, что звучание моего оркестра, качество его игры эту высокую профессиональную планку держит. Всё, что мы делаем, основано на глубоком и серьёзном изучении ритмической культуры разных стран и континентов: европейской, афроамериканской, латиноамериканской, самых разных типов современной популярной музыки: американской, английской, даже немецкой. Я уже не говорю о главной специальности — джаз, джаз-рок, фанк, фьюжн, рок-н-ролл. Именно отсюда наша универсальность. «Фонограф» сегодня может играть всё — от классики до поп-музыки, от джаза до авангарда.

— Сергей Сергеевич, есть у вас персональный рейтинг солистов — тех, с кем приходилось работать?

— Есть такие артисты, как Тамара Гвердцители, Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Лариса Долина, Николай Носков, Александр Маршал… А есть, например, Диана Арбенина, Валера Сюткин, Алексей Иващенко… С одной стороны — замечательные вокалисты, прошедшие серьёзную академическую, эстрадную или джазовую школу. С другой — исполнители, начинавшие, как правило, в бардовской или рок-среде, для которых главное — не внешние «красоты вокала», а музыкальная драматургия песни, продуманная и детальная подача поэтического текста. Рейтингов я не составлял, но все, кто с нами работал, — это люди очень талантливые, музыкальные и — в разной степени ранимые.

— Что самое сложное в работе со звёздами?

— Непросто бывает с авторами-исполнителями и композиторами, которые не всегда сразу понимают, чего хотят. И мы не всегда знаем, что предложить. Сложно работать с людьми, у которых нет большого музыкального опыта. Это касается драматических актёров и звёзд кино. Хотя у них всё получается более артистично. Можно сказать — постановочно.