Батальон ОУН воюет неофициально. О его бойцах можно сказать — в списках не значатся. Доброволец из Киева Богдан Тыцкий рассказал, как воюют те, кого якобы нет в зоне боевых действий.

Почему ты выбрал именно этот батальон? Привлекает неофициальный статус?

Пошел к ОУН из-за того, что очень давно знаю командира. Батальон возглавляет Николай Коханивский, это очень искренний, честный человек. Я полностью доверяю ему. Мы поехали в Пески потому что там очень сложная ситуация, и мы сознательно выбрали это направление. Еще пошел к Коханивскому, потому что не хочу идти в МВД. Не хочу становиться ментом принципиально.

Сталкиваетесь ли с проблемами из-за вашего неофициального статуса? Возникают ли проблемы с координацией с теми, кто воюет официально?

Батальон нормально координируется на месте с другими подразделениями. Коханивский на самом деле также хотел подчиняться МО, но пока это не удалось сделать. Вопрос решается, но очень затянуто, бюрократически. Военные, видимо, считают фигуру Коханивского неконтролируемой

Сколько человек у вас в батальоне?

По-разному. Кто-то приезжает, кто-то уезжает. Постоянно воюет около 100 человек. Всего через батальон прошло намного больше. Идет ротация, можно свободно приехать, если хочешь, но пожелание командования, чтобы ты был не менее месяца. За этот период можно чему-то научиться и самому быть полезным.

Значит, можно приехать в батальон просто так, с улицы?

Нет. Перед тем, как попасть туда, ты должен пройти обучение. Под Киевом. Оно продолжается две недели, кому хватает и недели — кто раньше имел подготовку.

Где вы берете оружие?

Оружие получили от военных, на месте. Сейчас обеспечены все. Есть автоматы, патронов хватает. Есть РПГ, гранаты. Только тяжелого вооружения нет; его, конечно, армия не дает. Правда, недавно повезло. Нашли списанную военную зенитку, поврежденную в бою. Она была иссечена осколками. Мы ее увидели в кустах, отогнали, отремонтировали. Теперь она на балансе батальона. Страшная вещь. Хоть и предназначена для авиации, но хорошо работает и по пехоте. Калибр 23 мм, такие пули все уничтожают.

Какова сейчас ситуация в Песках?

Я был там месяц и одну неделю. Там сейчас базируется ОУН. Позиции врага расположены очень близко, их видно невооруженным глазом. Почти все село держим мы. Крайние дома в сторону Донецка ничьи. ДНР туда часто засылает ДРГ, пытаются нам портить нервы.

В Песках уже никто не живет. Там все полностью разбито. Нет ни одного целого дома. Интересная история. Там посреди села стоит такой буржуазный дом, принадлежавший когда-то местном регионалу. Он тоже разбит, а сауна осталась. Поэтому мы иногда туда ходили мыться. Я думал все: такая вот судьба, раньше мы и мечтать не могли, чтобы туда попасть, а теперь вот как жизнь повернулась.

А еще один дом был, как бордель. Сауна, бассейны, бары. Много комнат с кроватями. Наверное, жили девушки для богатых.

Часто приходится сдерживать атаки?

Все там решает артиллерия. Бои позиционные. Сепарские ДРГ подползают регулярно, мы отстреливаемся. Под обстрелами мы там находимся постоянно. Когда появилась зенитка, мы даже стали иногда атаковать. До этого просто держали оборону, отсиживались в блиндажах, подвалах, погребах.

Минометов у нас, к сожалению, нет. Есть АГС, РПГ, «мухи». Если было бы больше вооружения, мы могли бы действовать гораздо эффективнее. Поскольку мы добровольцы, мы мотивированы воевать. Мобилизованные воевать боятся, у них часто бывает низкий боевой дух. Мы же знаем, где сидит наш враг, видим его позиции, но ничего не можем сделать. Нет оружия.

Говорят, что это не только ваша проблема. Вообще, наша армия хорошо вооружена?

Все оружие советское. Маркировка вся советская. Ничего нового нет. Воюем тем, что не успели разворовать. АГС у меня считался новым, хотя он 1989 года. Мой ровесник. Автоматы вообще 1984 года.

А волонтеры помогают?

Волонтеры помогают с одеждой, с едой. Этого навалом. Голодными мы себя не чувствуем, если бы не волонтеры, там бы никто не выжил вообще, не было бы просто еды. У меня форма от волонтеров, они дали, броники также от них. Форма украинская, хорошая, теплая.

Прицелы-калиматоры, тепловизоры они нам привезли. Все это можно приладить к советскому оружию и существенно модернизировать его. В ДНР, к сожалению, гораздо лучшее оружие, новое. Иногда что-то нам прилетает, и мы даже не можем понять, из чего они палят. Они на нас, видимо, испытывают какие-то новые разработки российского ВПК. Оружие у них лучше, это ощутимо. Все российское.

А на видео и фотках они не выглядят хорошо вооруженными, наоборот.

Не у всех новое оружие. Однажды поймали ДРГ, у них было старое оружие. Есть диверсификация местных и русских. Местных там бросают на мясо, россиян берегут. Они опытные, уже воевали. Чувствуется опыт.

Сколько людей потерял батальон?

За все время батальон потерял при мне одного бойца. Раненые регулярно бывают, но страшных ранений было немного. Наши потери адекватные, командование заботится о солдатах, мы бережем людей, «на мясо» не отправляем. Преимущественно потери от осколков, от артиллерии. Эта война артиллеристов.

Откуда приходят люди в ОУН? Из каких регионов?

Люди в ОУН разные, из разных регионов. Есть местные, из Донецкой области. Больше всего из центра страны и из Киева. Из Львова почти нет. Был армянин один, был грузин.

Ты тоже из Киева?

Я возглавляю в Киеве общественную организацию «Черный комитет». Многие наши активисты есть в ОУНи, также много было в «Айдаре». Мы сознательно все хотим получить военный опыт. Хотя бы небольшой. Это очень полезный опыт. Год назад мы принимали активное участие в Майдане, во всех горячих точках, которые там тогда были. Некоторые из нас были ранены. Мне на Институтской выбило четыре передних зуба резиновой пулей.

Говорят о плохой дисциплине у добровольцев. Были ли у вас такие случаи?

Да, были нарекания на «Айдар», но он очень разбросан и неоднороден. У них между позициями иногда по 100 километров, всякое случается.

А у нас железная дисциплина. Сухой закон. Кто нарушает — мы его отправляем домой. Не наказываем, но не оставляем. Мы все мотивированы, нас интересует защита родины, а не мародерство.

Еще «Правый сектор» рядом с нами там стоит. Держат несколько позиций, держат их нормально. В ДУКе и у нас есть много людей, которые раньше были в «Айдаре» или в «Донбассе», но оттуда ушли.

Как ты считаешь, еще возможно отвоевать Донбасс?

Летом можно было освободить Донбасс, тогда там не было столько россиян и столько техники. Сейчас они построили укрепрайоны, взять их уже будет непросто. Будет очень много жертв. Кроме того, без авиации мы бессильны. Мы воюем как в Первую мировую — перестреливаемся из окопов. Нам наступать запрещают. Они пытаются это делать.

А почему нет поддержки с воздуха?

Да,авиация не используется. Почему, я не знаю. Если мы отведем еще и артиллерию, мы проиграем. Это самое важное, что есть в этой войне. Без поддержки пехоту просто раздавит российская бронетехника, когда она пойдет в наступление. Нельзя отводить артиллерию, потому что это главное оружие в этой войне.

Как ты оцениваешь потери сепаратистов? Они больше наших или нет?

У них большие потери. Больше, чем у нас, потому что они постоянно наступают, провоцируют, а мы сидим в укрытии, у нас приказ не наступать. Перемирия никогда не было. Но было затишье. А потом они начали стрелять из артиллерии. Стреляют они не прицельно, плохо работают. Как-то пытались обстрелять нашу позицию и постоянно били в поле. Поэтому они так долго и брали аэропорт, потому что просто не могли даже попасть в наши позиции нормально. Пока не разнесли вообще все, ничего не добились. Для них это был символ, у них стояла задача взять. Смысла в этом не было. Там очень много их погибло.

Еще вернешься на фронт?

Собираюсь вернуться, но еще не знаю когда. Надо решить дела в Киеве.

Ходят слухи, что добровольческие батальоны являются потенциальной угрозой для власти, потому что готовы повернуть оружие против правительства. Правда ли это?

Конечно, у нас люди на фронте злы на командование, и на Порошенко. Но мы понимаем, что третий Майдан — это не выход. Поэтому на Киев с оружием никто не идет. Все понимают, что это будет конец для Украины.