В департаменте культурного наследия города Москвы — мини-революция. С 7 августа вступил в силу новый «антивандальный» закон.

Штрафы за порчу, вред и снос объектов культурного наследия теперь будут исчисляться миллионами. Как это поможет решить бесчисленные проблемы столицы, спрашиваем главу департамента, исполняющего обязанности министра правительства Москвы, Александра Кибовского.

— Вам досталось полукриминальное наследство. Лужков для Москвы многое сделал, но, может, еще больше в Москве погубил. Идет работа над ошибками?

— А как же! Только в ЦАО прекращено контрактов по новой стройке на полтора миллиона квадратных метров. Впервые был проведен мониторинг, что где было разрешено строить в историческом центре. И только внутри Бульварного кольца мы увидели 58 проблемных точек.

— То есть идет строительство в зонах, которые для него закрыты. Право вето есть у вас?

— Конечно. Но очень много разрешительных документов, гарантирующих права застройщиков, было выдано до нас. Везде, где возможно, особенно там, где реальная стройка еще не началась, все прекратили, максимально зажали стройку в центре, переориентировали бизнес на другие районы, новые территории.

— То есть отношения с агрессивным московским бизнесом, стремящимся подмять все больше пространств, выстраиваете заново?

— Ну начиналось, конечно, не по-хорошему. Понятное дело, никто не хотел расставаться с многомиллионными амбициями. Но сегодня в столице парадигма сменилась бесповоротно. Вот, например, фабрика Марата, реновация промышленной зоны. Хотели строить 50 тысяч метров офисов, а будет 16 тысяч метров жилья, с реставрацией усадьбы и восстановлением исторического сквера вдоль Ордынского переулка, застроенного в советское время трансформаторной станцией. То же в Кадашах — вместо 38 тысяч деловой площади по проекту теперь 12 тысяч жилья. Впервые на весь город принят документ, насчет которого все были уверены, что его не принять никогда: таблица высотных ограничений.

— Новый высотный регламент?

— Да, это была очень непростая работа. Фактически ее пришлось делать заново, поскольку в первом варианте сохранялись все «точки» с завышенными «хотелками». Мы решили: «делаем с чистого листа». В итоге получился реальный документ, который серьезно стабилизировал ситуацию, сделал ее управляемой и прозрачной. Теперь если инвестор укладывается в высотный регламент, то и с нашей стороны ему препятствий не будет. Если же сохраняются повышенные амбиции, требуется прохождение полной процедуры со всеми документами, с визуальным анализом и т.д. Девять из десяти в итоге махнули рукой и сказали: «Ладно, нам же проще…»

— А как же чудовищное здание, оскорбляющее не только регламент, но и зрение, недострой на Долгоруковской?

— Разбираемся. В некоторых случаях удается достичь компромисса. Снесли же монолит у Царева сада на Софийской набережной, который архитектурно очевидно был неудачен.

— Мэр поддерживает вас?

— Конечно. Его жесткая позиция позволяет решать многие проблемы. Представьте: у инвестора, а то и у собственника готовый проект, все документы, экспертизы, разрешения на строительство 30 тысяч метров, а ему говорят: «Будешь строить 10». Или у него документы на восьмиэтажный дом, а ему говорят: «Будет тебе четыре этажа». А у фирм контракты, все уже давно подписано и проплачено.

— Бегут в суды?

— Да просто из них не выходят. Против нас работает целая армия адвокатов. Бывает, что и наши юристы честно предупреждают: «Судебные перспективы не очень хорошие». Случается, мы проигрываем. Но гораздо чаще поле боя, то есть городское пространство, остается за нами. Люди поняли, что в индивидуальном порядке никому договориться не получится, многие сами успокоились. Маятник инвестиций качнулся в другую сторону, и в рост пошла капитализация старых зданий.

— Но вот типовая ситуация: некий жлоб с деньгами получил памятник, изуродовал до неузнаваемости, — что делаете?

— Самый действенный способ — изъятие из собственности. Но у нас же нет по закону национализации. И получается, мы еще компенсацию из денег налогоплательщиков должны отдавать негодяю за то, что он с памятником сделал! И уходить на многие круги судебных тяжб о размерах компенсации.

Чтобы выйти из этого правового тупика, сейчас мы отрабатываем юридическую схему, которая позволит изымать здания из собственности так, чтобы компенсация не выплачивалась из бюджета, а определялась в ходе аукционной продажи по решению суда. Нам важно, чтобы памятник перешел к тому, кто его сохранит. Первые такие иски мы уже подали.

Теперь в тяжелых случаях мы уже предупреждаем пользователей: «Все, больше уговаривать не будем. Подаем в суд иск по изъятию имущества». Тут же прибегают: «Только не подавайте, мы все сделаем». И деньги сразу находятся! Задолго до 7 августа мы разослали потенциальным клиентам «письма счастья»: «Все видим. Готовьте деньги». И сразу все так забегали! Начинаем впервые сносить мансарды и пристройки. Была большая проблема. Преодолели. Тоже нашли механизмы правовые, чтобы сразу и эффективно…

Нам важно не штрафами задавить, не наполнить бюджет. А привести архитектурный облик города в порядок.

— В Париже все, что находится внутри Больших бульваров, охранная зона. Почему в Москве не так?

— Так! Практически все Садовое кольцо — с 1997 года охранная зона. Но раньше с этим никто не считался. С того же 1997 года в историческом центре построено новых зданий столько же, сколько за все годы советской власти! И лишь решительные меры, принятые за последние два года, позволили обуздать эту волну.

— А программа «Памятник за рубль» как-то действует?

— Не просто как-то!.. Первые два отреставрированных объекта уже в этом году получим. И интерес у бизнеса к программе колоссальный. Но ведь мы можем отдать дом за рубль, только когда он полностью в нашей собственности и чист от прежних договоров и контрактов. Так что, прежде чем на памятнике начинается реставрация, приходится проводить колоссальную юридическую работу. Департаментом имущества вместе с нами такая работа ведется, так что в этом году 50 объектов станут участниками программы.

— Сейчас в Москве модно все заново инвентаризовать — чем владеете, знаете?

— Создан штаб по управлению городским имуществом, который возглавляет Наталья Алексеевна Сергунина. По каждому объекту разбираемся с тем, что находится в собственности города.

— Ну а хоть какая-то стратегия реставрации появилась?

— Да, правительством Москвы впервые в 2011 году была принята перспективная реставрационная программа. Сейчас в работе только у нашего департамента 23 объекта, а когда я пришел, в реальном производстве было 3. Пятнадцать лет говорили о музее Василия Львовича Пушкина на Басманной — вот фактически за год сделали. А работа уникальная, домик деревянный, все вручную, без техники… Примеров много…

— Вот пример: на Покровском бульваре в яме для гаража напротив Хохловского переулка обнаружили стену Белого города. Накрыли полотном — торчат железные сваи, в котловане стоит вода. Куда, как у Шварца, смотрит правительство?

— На инвестора, который с этой стеной столкнулся. Когда проект начинался, то по документам никакой там стены не было. При производстве работ она обнаружилась, археологи ее законсервировали. Соответственно, у инвестора серьезно сдвинулась экономика проекта, в который он уже вложил сотни миллионов рублей.

— Неужели у вас нет права гнать хозяина паркинга с места, на котором обнаружена общенациональная собственность?

— Да нет радости в том, чтобы кого-то выгнать. И что получить взамен? Огромную заброшенную яму, миллионы отступных инвестору из бюджета и еще столько же, чтобы завершить стройку?! Надо же наконец закончить объект, и так, чтобы памятник был сохранен. А для этого надо, чтобы кто-то вложил серьезные деньги. Поэтому ведем переговоры. Думаю, в ближайшее время мы выйдем из этой ямы в прямом и переносном смысле.

— Москва — город богатый, бюджет у вас достаточный?

— Считаем каждую бюджетную копейку. Вот только что утвердили новые 156 расценок на реставрационные работы, обоснованно снизив нормативные расходы по некоторым видам работ в 3 раза! Что должен реставрировать сам город? Во-первых, те объекты, которые находятся в его собственности и используются его органами власти.

Во-вторых, где нет коммерческой возможности, но которые формируют облик центра. В основном это замечательные московские храмы. Правительством принята программа, по которой уже сделали 17 храмов: Николы в Хамовниках, Черниговскую колокольню, Софийскую колокольню, храм на Новой площади. Кстати, когда на последнем восстановили купол с ротондой, провели уличный опрос. И люди говорили: «А что, ведь так красиво всегда и было». Им показывают фотографию: год назад — советский герб на фронтоне, дерево из гнилого рубероида растет, никакой ротонды. Говорят: «Ух ты! И правда! Как красиво стало!»… Ведь в первую очередь бросается в глаза что? Разруха. А мы тотальный мониторинг провели, и выяснилось, что у нас из зданий-памятников 70% находятся в нормальном состоянии.

— Как относитесь к проекту «Музейный городок» вокруг Пушкинского музея?

— Сейчас это территория памятника федерального значения, прямо напротив храма Христа Спасителя. И пока это так, там ничего строиться не может, либо для этого требуется отдельное решение Министерства культуры, отменяющее эту территорию. Поэтому на всех совещаниях позиция департамента однозначна: «Это территория памятника федерального значения, пока это так, мы не видим предмета для дискуссий…»

— Какие у вас отношения с борцами за Москву, недавно потребовавшими вашей отставки?

— Для начала хотелось бы понять состав этой весьма размытой категории. Несколько человек, подписавших ангажированное письмо, ни профессионально, ни публично не определяют вектор общественного градозащитного движения. О некоторых «борцах» только из этого письма и узнали. То, что у департамента есть критики, не секрет. Мы взаимодействуем со всеми, кто не на словах, а на деле выступает за сохранение старой Москвы. И тут нам помогают очень разные люди, в том числе и те, кто не любит светиться на экранах. Скажите, вы часто видите или слышите настоящих реставраторов? Увы, нет. А ведь именно они и спасают памятники. Вот прямо сейчас они ведут свою работу на 180 городских памятниках. У них просто нет времени на популизм.

— Самое болевое место в департаменте? Что не дает спать спокойно?

— Да не в департаменте — в городе! Памятники с множественными собственниками и пользователями. Мы уже на практике, первые в стране, перешли к односторонним охранным обязательствам. Поправки, которые приняты в закон о кадастре недвижимости, 1 октября вступают в силу. Теперь надо все новые законодательные механизмы запустить на благо памятников.

— В Питере была программа «Экология рядовой архитектуры». Даже то, что не является памятником, — часть среды и городского контента. В старой Москве тоже важно сохранять флигели и конюшни.

— В общем, так оно и есть. Каждый дом зафиксирован. Проблемы возникают не с памятниками, а с объектами среды. Но кто бы что ни говорил, регулярных сносов, как было раньше, нет. Мы уже забыли, что еще недавно чуть ли не каждый день ревели бульдозеры. У нас вот уже вторые майские праздники прошли без проблем. Если же такой случай возникает, очень жестко разбираемся, на уровне вице-мэра и мэра. Хотя, конечно, наши оппоненты хоть и приутихли, но не смирились. Все время ищут лазейки юридические, придумывают разные схемы.

— Может, руки рубить, как в запрошлом веке?

— Так раньше никогда не получалось отрубить именно ту руку, которая реально стояла за нарушением! В чем революционность поправок, которые вступили в силу 7 августа? Фирмы, которые хотели ломать, брали какую-то подрядную организацию-однодневку, она ломала и исчезала. Но сегодня ответственность административная, не только финансовая, но и дисквалификационная, не только за сам снос, но и за его организацию. Причем это важнейшее уточнение внесено в закон именно по предложению Москвы. Теперь спрятаться за спину подрядчика не получится!

— Судебные конфликты много отвлекают сил?

— Мы каждый день с кем-то судимся. И судов будет еще больше, поскольку вводятся большие штрафы, самые крупные в Европе. Мы систему за три года построили довольно серьезную. Она уже дает результаты. Хочу, чтобы мои сотрудники спокойно ходили на работу, а не каждый раз как на фронт без линии фронта. Нигде в мире нет такого, что ты не можешь из города никуда отлучиться на час, потому что, ей-богу, где-то что-то грохнет. Мы все время между Сциллой и Харибдой.

— Кто Сцилла, кто Харибда?

— Сцилла — общее желание, осознанная необходимость. Харибда — это поиск механизмов, как эту общественную необходимость воплотить на практике. Но их никто, к сожалению, кроме города, и не ищет. Откуда найти средства на все объекты? Как решить все правовые вопросы?

— Ну и когда Москва, по вашим прогнозам, перестанет быть полем сражений?

— Очень надеюсь, что в 2014 году сможем вздохнуть уже без оглядки на прошлое и внутренней тревоги. То есть мы уже серьезно выдохнули. Если показать на карте, что должно было бы быть сегодня по прежним, еще недавно готовым к реализации планам… Это был бы совсем другой город — отнюдь не исторический.

— Считайте звонком на горячую линию. На Покровке выстроены Стасовым два здания первой московской гостиницы. Одно — ничего. А другое обвально разрушается.

— Проверим. Но учтите: мы серьезно зажаты антикоррупционным законодательством, поэтому для выхода на проверку надо целую процедуру соблюсти. Нужен официальный сигнал. Мы его четко, по правилам фиксируем. Анонимные звонки принимать не имеем права. Проверяем мы юридические лица, а не здания. В этом очевидный парадокс, который никак не хотят законодатели исправить, несмотря на наши неоднократные предложения. Запрещено проверять собственно дома, а только пользователей, и лишь один раз в три года! Причем я должен запросить прокуратуру, получить ее согласование и, если согласуют, выйти на проверку. И еще отчитаться потом, что я там делал.

— Расхождения с и.о. заммэра по градостроительной политике Хуснуллиным бывают?

— Некоторые ситуации вызывают живую дискуссию, но всегда находим консенсус. Вообще, сравнивая с другими регионами, могу сказать, что у нас выстроено очень конструктивное и уважительное взаимодействие.

— Очень огорчает, что часть старой Москвы вечером пустеет, становится декорацией…

— Есть проблема. Когда выходишь в воскресенье (по выходным тоже работаем) — просто как после атомной войны. Тишина, редкий прохожий перебегает улицу, и то, как правило, дворник. Но недавно, когда на фабрике Марата встречались с инвестором, он говорит: «Была идея здесь сделать офис, но мы поняли: офис — это вчерашний тренд, и сейчас в активе будет жилье».

Нам что важно? Чтобы город стал оживать. Чем важны ПЗЗ, которые сейчас готовятся? Доминированием жилой функции. Стратегическая функция центра города — жи-ла-я. Читай — живая! В виде ли квартир, апартаментов, гостиниц, которых нам не хватает. Деловая функция должна уходить из центра, как это произошло в Амстердаме в свое время. У нас другой тренд сейчас: город для жизни, для людей. Та же фасадная программа — 839 исторических фасадов центральных улиц Москвы за счет бюджета города приведены в порядок.

— Чем гордитесь?

— Пожалуй, системностью принятых решений. Простая статистика. Когда я пришел, в год выдавалось около ста разрешений на реставрационные работы. В прошлом году выдано 252, а за это полугодие — 310 уже! Люди голосуют за новую градполитику реальной реставрацией. Часть просто вышла из нелегального поля, понимая, что лучше работать по документам, чем платить по 20 миллионов штрафа.

А с рекламой что у нас было? Баннеры задавили весь город. Сейчас все расписали по зонам, обозначили все допустимые форматы рекламных конструкций. «Самсунг» сняли, «Мерседес» спилили на крыше Дома на набережной. Хотя вопреки всем правилам на документах стояли визы самых серьезных в прежнее время людей. И нам говорили: «Вы этого не сможете сделать». А вот, пожалуйста, все уже забыли, что был «Мерседес», был «Самсунг»…

Принята масса важных решений, и на федеральном уровне, и на региональном. Мы первые вводим односторонние охранные обязательства: прямым приказом. Не нравится — идите в суд! Впервые появилась административная ответственность за повреждение памятника. Вот свежий пример. Месяц назад в Изборске женщина снесла памятник. Сделала на его месте котлован под гостиницу. Ее осудили: 35 тысяч штрафа, вот и все наказание по 243-й статье Уголовного кодекса. А сейчас помимо уголовной, личной, еще и административная ответственность: 20 млн — за памятник. Ответственность универсальная, что за памятник федерального значения, что регионального.

И о законе, который вступил в силу 7 августа, недавно мечтать было трудно. Жаль, не дожили до этого дня Алексей Комеч, Давид Саркисян, Савва Ямщиков, Сигурд Шмидт — все они радовались бы с нами этой победе здравого смысла.