В советское время был популярен следующий анекдот:
«Бог создал три блага — честность, ум и партийность, — но никому не дал больше двух. Так что если человек умный и честный, то он беспартийный. Если он честный и партийный, то он не умный. а если он умный и партийный, то он нечестный». В коммунистическую партию (а больше никаких партий в СССР не было) шли либо дураки, либо карьеристы.
Но я
сейчас не про партию. В партии я, слава богу, никогда не был и рассказать о ней ничего не могу. А вот от комсомола отвертеться не удалось. И такой же билет, как на картинке, только с другой фамилией, был и у меня — почти десять лет, с 1975 по 1984 годы. Только по приходу из армии я прекратил свое членство во ВЛКСМ. «Отвертеться» от комсомола, конечно, было можно — в конце концов, это уже были семидесятые «беззубые» года и со смерти Сталина прошло уже больше 20 лет. Можно-то можно, но… есть еще такая вещь как «общепринятая общественная практика». Каждый ребенок в СССР прекрасно знал, что в первом классе его примут в «октябрята», из октябрят ему прямой путь в пионеры, а оттуда – во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи.
Отказ вступить в пионеры рассматривался как ЧП и недоработка педагогического коллектива школы, для этого от ребенка требовалось большое мужество, и проявляли его единицы – я вот, например, не проявил и несколько лет носил красный пионерский галстук и заучивал биографии пионеров-героев. Вступали в комсомол по достижении 14 лет, по письменному заявлению о приеме, поданному в школьную комсомольскую организацию.
Принимали практически всех, даже сплошных троечников и стоящих на учете в детской комнате милиции. С не желавшими вели воспитательную работу учителя, убеждали вступать. Можно было, правда, отговариваться, что пока недостоин высокой чести. Никаких репрессивных мер к не вступившим не применялось, но без членства в рядах ВЛКСМ не принимали в высшие учебные заведения — в анкете абитуриента требовалось указать номер комсомольского билета и предъявить его вместе с паспортом при сдаче документов в приемную комиссию. То есть если ты хотел идти после школы учится дальше — ты вступал в комсомол, если не хотел — мог и не вступать. Я хотел.
Сам приём проходил в два этапа и оба были чистой формальностью — вначале на собрании классной комсомольской организации тебя принимали (у меня такое собрание прошло на пустыре, во время субботника и заняло пятнадцать минут, за которые успели принять кроме меня еще четырех человек), потом этот прием утверждали в районном комитете комсомола. На утверждении могли спросить что-то из Устава ВЛКСМ и брошюры Ленина «Задачи союзов молодежи», но особо не зверствовали — я не слышал ни об одном своем знакомом, кого бы «завернули» в райкоме комсомола. О чем спрашивали меня, честно говоря, я уже не помню. Но что-то спрашивали и что-то я видимо ответил — во всяком случае «утверждение» закончилось успешно. После приема практически ничего в повседневной жизни у меня не изменилось — ну разве что раз в месяц надо было на час остаться на комсомольское собрание, на котором повторяли все то же самое, что и на классных собраниях за этот же месяц и заплатить комсомольские взносы — символические 2 копейки. Больше ничем комсомольская организация школы себя не проявляла.
А вот в университете ситуация уже была несколько иная. Факультетский комитет комсомола был реальной силой — он участвовал в распределении стипендий, мест в общежитии, проводил студенческие праздники и дискотеки, без его согласия не могли отчислить студента… Так что в университете с комитетом комсомола лучше было дружить. Впрочем мне, как круглому отличнику на двух первых курсах, это удавалось без труда. Пока не наступил год 1984 и я не оказался внезапно для себя в рядах советской армии. Вернувшись из армии я просто пришел в комитет комсомола и положил свой билет на стол секретарю. Фронда эта была невероятная — вообще-то меня должны были за такое исключить из университета, но… то ли секретарь предпочел «замять» эту историю, то ли просто уже наступал закат Советского Союза (до прихода к власти Михаила Горбачёва оставалось меньше двух лет), но ничего мне за это не было… на этом моя «комсомольская» история кончилась. А через пять лет кончилась и история комсомола, о чём я нисколько не жалею.