События в Сирии, независимо от своего дальнейшего сценария, вновь привлекли внимание к опасности применения химического оружия. Уже даже не важно, кто его применил, зачем и как. Потому что есть все основания полагать, что это только начало нового этапа мировой «асимметричной» войны.

Химическое оружие не новинка сегодняшнего дня, как известно. Первая мировая война мрачно прославилась его массовым применением всеми крупными воюющими сторонами. Хотя первые эксперименты проводились и раньше, и в 1907 году на Гаагской конференции его даже запретили – как бы авансом. Мало того, в начале мировой войны еще существовали какие-то сомнения – достаточно вспомнить, что жена великого немецкого химика Фрица Габера застрелилась в знак протеста против действий мужа по разработке химического оружия. Но вскоре сомнения пропали, ведь «…какая может быть мораль после мировой войны» (А. Толстой).

Названное «атомной бомбой для бедных» химическое оружие всегда вызывало определенное омерзение не только у широкой публики, но даже у военных. И недоверие к нему. Зато чем дальше, тем больше внимания на него обращают всевозможные террористы и глобальные провокаторы. Поэтому разговор о «сирийском прецеденте» стоит начать вообще с самого начала, а именно – с его производства и свойств.

Бомба в саду

Химия сегодня везде. Даже наши продукты питания изрядно сдобрены разработками химиков. Ее победный марш начался в конце XIX века. Тогда химики совершали открытия одно за другим, и технологии росли как на дрожжах. Упомянутый мной Фриц Габер ведь не сразу стал душегубом – он работал поначалу над созданием противоядий к различным химическим агентам для нужд гражданской промышленности Германии. В этом нет никакого нарушения логики – дело в том, что уже тогда столкнулись с неприятным явлением: многие химические вещества, полезные в промышленности, либо взрывоопасны, либо страшно ядовиты.

В Сети и так полно всякой чертовщины, поэтому я не буду украшать свой пост подробными описаниями химических реакций. Но стоит напомнить, что знаменитая пикриновая кислота, известная как взрывчатка под названиями шимоза, мелинит или TNF, получается из обыкновенного фенола и служит красивой желтой краской для шелка и шерсти. Динитрофенол применялся для пропитки дерева как основа для красителей, а также как взрывчатка, при этом – крайне ядовит. Хлорпикрин, являющийся основой для фумигантных смесей в сельском хозяйстве, не только сам ядовит, но при нагревании превращается в печально известный в Первую мировую фосген. Но и сейчас он крайне распространен – поскольку является важным сырьем для производства различных красителей и пластиков: поликарбонатов. Все упомянутые вещества производятся друг из друга на основе сырья из каменноугольной смолы и обычной соли.

Если при чтении этого абзаца у вас возникло некоторое дежавю, то это объяснимо: очень похоже звучит лекция по химии, прекрасно изложенная в романе Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». Вот что рассказывал американский химический магнат Роллинг своей подруге, русской авантюристке Зое Монроз в сокращении:

«…Чтобы приготовить из каменноугольной смолы, скажем, облаточку пирамидона, который, скажем, исцелит вашу головную боль, необходимо пройти длинный ряд ступеней… На пути от каменного угля до пирамидона, или до флакончика духов, или до обычного фотографического препарата – лежат такие дьявольские вещи, как тротил и пикриновая кислота, такие великолепные штуки, как бромбензилцианид, хлорпикрин, дифенилхлорарсин и так далее, и так далее, то есть боевые газы, от которых чихают, плачут, срывают с себя защитные маски, задыхаются, рвут кровью, покрываются нарывами, сгнивают заживо…»

В 20-е годы ХХ века стало очевидно, что химическое оружие – это исключительно выгодный способ ведения как тотального уничтожения противника, так и временного или долговременного выведения его из строя с целью отягощения экономики противника. Зачем убивать всех, когда можно убить часть, а большинство превратить в инвалидов, которые будут в ужасе от пережитого голосовать за мир? В брошюрах того времени описывались исключительные выгоды от применения химического оружия. А Франц Габер получил в 1918 году Нобелевскую премию.

Один из плюсов боевой химии как раз в том, что производить ее можно на любом химическом производстве, точнее, многие продукты могут иметь двойное назначение. Кстати, тот же зарин, который, как предполагают, был применен в Сирии, изобрели в Германии в 30-е годы, в процессе разработки инсектицидов. Вот уже где все переплетено – фосфорорганические пестициды, инсектициды и дефолианты весьма токсичны, и, по сути, удобрения являются родными братьями фосфорорганических отравляющих веществ – во всяком случае, у них один механизм действия и очень близкие проявления при воздействии на живой организм.

Все это следует помнить, говоря о возможностях химической атаки, – в мире полно химиков, которые за определенную плату организуют вам маленькое производство отравы, которую вы можете использовать по своему усмотрению. Останется выбрать только оружие – ведь сам по себе ядовитый газ или жидкость таковым не является, как не является оружием взрывчатка. Нужен носитель.

Иллюзии, утраченные и обретенные

Когда 22 апреля 1915 года немцы применили впервые хлор, они вообще обошлись без оружия как такового – его стали выпускать из баллонов, используя подходящий ветер. Над нейтральной полосой стали подниматься клубы зелено-желтого дыма. Когда облако доплыло до французских позиций, люди стали умирать в страшных мучениях. А облако все плыло в тыл французских войск. Паника была страшная. Потом подсчитали, что умерло более 5 тысяч человек, отравилось в несколько раз больше.

Позже стали применять бром и его соединения, закаченные в снаряды. Но тут была проблема – снаряд мог лопнуть еще в стволе орудия, поэтому были созданы специальные минометы, стрелявшие химическими минами большого калибра, газометы, а также большие надежды были и на авиацию. Тут важно учесть, что, например, те же зарин, зоман, табун, VX и другие отравляющие боевые вещества нервно-паралитического действия не являются газами, – у зарина температура кипения +150°С, – и их нужно распылять до состояния аэрозоля, что как раз удобнее сделать либо с самолета, либо при падении ракеты.

Правда, большая высота распыления не годится, аэрозоль быстро смешается с воздухом, и его концентрация упадет до относительно безопасной. Большая скорость полета тоже нежелательна. Значит, надо лететь низко и медленно, то есть стать мишенью для противника. Вот только, сбив такой самолет или вертолет, противник сам обрушит себе на голову весь заряд, который при взрыве превратится в аэрозоль, и… задача будет хоть и частично, но выполнена.

Как видим, число вводных для успешного применения ХО растет. Мы пока не вдавались в детали поведения газов и аэрозолей в воздушных потоках, а это удивительная вещь. Еще в Первую мировую солдаты обнаружили, что волна хлора буквально отскакивает от пожара или длинного костра. Поскольку хлор хорошо заметен со стороны, было видно, как меняется движение этого газа даже на открытой местности, в зависимости от ветра или вертикальной циркуляции воздуха.

В городах же воздушные потоки становятся вообще малопредсказуемыми. Вдоль нагретых стен образуются свои восходящие струи воздуха, которые взаимодействуют с нисходящими в затененных дворах-колодцах. Ветер может в каждом квартале иметь свое направление, а сквозняки разносят газ в самые глубокие места зданий, причем невероятными путями.

Если ставится задача отравить как можно больше людей – то это хорошо. Тут даже падение концентрации не важно – поскольку даже легкое отравление вызывает у человека инстинктивную панику. Но если ставится задача отравить именно вооруженного противника, в условиях тесного боевого контакта, – то тогда эта задача превращается в нечто невыполнимое в принципе. Дело в том, что вооруженный противник в подавляющем большинстве случаев – еще и противник, который может иметь противогаз и защитную накидку, или противохимический костюм. Его учат, как действовать в случае химической атаки. А яд действует на своих солдат с тем же успехом, что и на чужих.

К слову сказать, и гражданское население не всегда было совсем уж беззащитно. В 20-е годы во всем мире началась систематическая работа по гражданской обороне. Вспомните знаменитого «Золотого теленка» – момент, когда Корейко ускользает от Бендера во время учений с имитацией химической атаки. События 1930 года. К началу Второй мировой вся Европа с младых ногтей знала, где лежит твой противогаз, они были разработаны и производились для мужчин, женщин, детей, лошадей и собак… Все были уверены, что очередная война будет химической.

Однако этого не случилось. И дело не в пацифизме гитлеровского режима – у себя в тылу узники лагерей умерщвлялись газом «Циклон-Б» (активный реагент – синильная кислота) и обычным угарным газом. На фронте химическое оружие оказалось крайне неудобным в применении. То, что было хорошо для войны позиционной, когда десятки тысяч солдат буквально вросли в землю в своих окопах, было неприемлемо в условиях войны танковой, когда армии передвигались быстро. Даже против крупных городов с развитой гражданской обороной атака не имела бы гарантированного успеха, зато ответный удар мог здорово ударить по экономике рейха.

После Хиросимы и Нагасаки на авансцену вышло атомное, а затем и термоядерное оружие. А химическое оружие стало постепенно уходить из практических арсеналов. Война как продолжение политики не нуждалась в массовых жертвах среди мирных потребителей, а с распадом СССР и переходом Китая на рельсы рыночной экономики и идеология перестала быть камнем преткновения. Правда, не всегда и не везде, но это уже другая глава…

Идеальное оружие террориста

Итак, что же такое химическое оружие сегодня? Оно как было, так и осталось оружием массового поражения беззащитного гражданского населения. Армия, понеся первые незначительные потери, просто наденет противогазы и начнет использовать давным-давно отработанный регламент.

Оно убивает людей, но оставляет материальные ценности – здания, машины – и другое оружие. Это не важно и часто даже неприемлемо с точки зрения развитых стран (в том числе потому, что потребители важнее ржавого железа и камней), но важно для тех, кто воюет за территорию, а население исповедует другую идеологию или веру.

Его можно делать в кустарных условиях, если под этим иметь в виду небольшое производство. Химиков, работавших с фосфорорганическими инсектицидами, например против саранчи, найти несложно. И вот на практике мы видим, что организовать производство того же зарина вполне возможно, – например, в начале июня прошла новость об обнаружении в Ираке трех подпольных производств, где выпускались отравляющие вещества, в том числе зарин и горчичный газ, он же иприт.

ВВС сообщила так же, что организовала производство «Аль-Каида», которая уже имеет практику в химической войне: ей принадлежит 16 случаев применения хлора в период с октября 2006-го по июнь 2007 года в Ираке. Важно то, что были обнаружены и носители отравляющих веществ: дистанционно управляемые модели самолетов, которые могли бы занести порцию боевого вещества на расстояние 1,5 километров от оператора дрона, что было бы для него безопасно.

Это открывает новые возможности для применения того же зарина. Достаточно вспомнить технологию зариновой атаки в метро Токио 20 марта 1995 года, совершенной членами секты Аум Синрикё. Тогда они незаметно положили на пол литровые мешки с зарином (жидкостью, как мы помним, в нормальных условиях) и протыкали их, выходя из вагона. Смертельное отравление получили 13 человек, отравление разной степени тяжести было у 5500 человек. Отравление вызвали пары зарина: если бы террористам удалось распылить его – число жертв было бы неизмеримо больше.

Поэтому даже игрушечный самолетик, несущий аэрозольный баллон с зарином, – уже опасное оружие. По сути, мы становимся свидетелями появления новой опасности, когда отраву могут доставить совершенно бесследно прямо к вашему окну.

Все это открывает новые возможности для использования химического оружия для всевозможных провокаций. Фантазии здесь могут быть безграничны. Снаряженный боезапас – это стеклянный сифон с прозрачной жидкостью, ничего особенного. Радиоуправляемый дрон доставит его в нужное место, сядет, выпустит свое ядовитое содержимое, а может, просто сбросит на камни и улетит, чтобы сгинуть в пламени костра или пожара. Здесь, как писал в своем письме ныне покойный Усама бен Ладен (его слова приводит ВВС в репортаже про химические лаборатории), важно оценить все последствия такого шага, в том числе политические и медийные.

События в Сирии могли произойти по самому сложному сценарию, не исключающему и участия третьей силы, которая может быть заинтересована в том, чтобы втянуть в конфликт как можно больше сторон. Возможно, этим и объясняется тот факт, что эксперты ООН, как сообщало агентство Рейтер, не могли в мае этого года определить, какая из сторон применяла химоружие. В этой игре могли быть завязаны и правительственные войска, и войска оппозиции. Но платит в этой игре по полной программе всегда мирное население. И это еще одно мерзкое свойство химического оружия, но об этом уже говорилось.