За сорок минут страшненький, в ржавчине и вмятинах, рейсовый автобус перемещает нас из современного и, судя по домам, состоятельного города в заброшенное село Лубышево. Кривые избы, зеленый пруд, развалины, прежде бывшие магазином. От хибары к хибаре гребем — как пловцы кролем — сквозь высокий и влажный от росы бурьян. На огромной территории с сотнями построек сегодня живут три бабуси, один дед, два петуха, четыре курицы и тысяча лягушек.

Приезжие для Лубышева — сенсация. Настолько значительная, что, едва заслышав чужаков, старики выходят во двор, разом вываливают нежданным гостям всю нужную и ненужную информацию, а потом несколько часов ждут их возвращения у калитки, чтобы завершить прерванный рассказ.

Благодаря их сельскому дайджесту мы узнаем, что молодежь «полегла от водки», безработные «укатили в райцентр», пенсионеры «усвистели к внукам». На три села в округе осталась одна школа, куда в следующем году примут единственного первоклассника. Жители удаленных деревень в складчину покупают будущим выпускникам форму (у родителей не хватает средств) и поочередно кормят и отмывают от грязи малышей местных алкоголиков.

«Коров, коз, гусей давно не держим — дорого. Ихраструхтуры нет, — по-своему рассуждают о состоянии и инфраструктуре Лубышева сельчане. — Лечиться негде, за продуктами ездим в город. Кому здесь понравится?»

Никому. Хотя условия в курском селе Лубышево еще не самые худшие. Деревень, чье население состоит из 2-5 человек, в России около 20 тысяч. Де-юре они существуют, но де-факто им, как в песне, «до смерти четыре шага». Где есть электричество, там нет газа. Где есть газ, там нет воды. Где есть вода, там нет дорог, ФАПов (фельдшерско-акушерских пунктов), магазинов, школ. Газеты приносят пару раз в неделю, как в Дуванском районе Башкирии.

«Я в течение 18 лет от Калмаша до Бурцовки и Сафоновки пешком ходила. Дорога — 20 с лишним километров, — вспоминает бывший почтальон из села Калмаш Надежда Катаева. — Деньги и письма пенсионерам доставляла. Раньше в Калмаше животноводческая ферма работала. В 2004-м ее закрыли. Народ кто куда разбежался. И люди, и села скоро совсем исчезнут».

В Башкирии, кстати, треть населения республики не доживает до пенсии. В деревнях мужчины и женщины умирают если не от пьянства, то от болезней системы кровообращения, органов дыхания и пищеварения. Села Нуримановского, Дуванского и Караидельского районов стали территориями отшельников. Среднее поколение уехало в Свердловскую область и на Ямал, молодежь — в Сочи. Десять лет назад в калмашской школе учились 600 ребят. В 2013 году ее классы пустуют.»

Старшеклассников, их 16 человек, на неделю увозят в интернат в райцентр, за 33 километра от дома, — объясняет бывший директор школы Анастасия Ершова. — Малолетки катаются в поселок Октябрьский. Мужчины месяцами не видят близких — вкалывают на вахтах, женщины ищут работу в районе, дети привыкают к казенному быту. Только старикам некуда бежать».

Из деревень Тверской, Смоленской, Псковской областей бегут и пенсионеры. «Население Краснинского района Смоленской области, к примеру, уменьшилось почти в 2 раза. Региональные власти упразднили около 100 деревень», — говорит бывший директор Краснинского краеведческого музея Наталья Смолина.

Во времена Пушкина слово «упразднили» означало «опорожнили, опустошили». Так вот в России за 2000-2012 годы опустошено более 20 тысяч сел. Путешествуя по стране, можно составить реестр мертвых деревень. И к 2015 году упраздненный перечень увеличится на 50% — эксперты дают неутешительные прогнозы по поводу скорости и масштабов угасания отечественных сел.

О КОВБОЯХ И КУКЛАХ

В мае 2013 года премьер-министр правительства РФ Дмитрий Медведев заявил, что в России «сохраняется опасная тенденция миграции сельского населения в города», и предложил выделить на решение важной проблемы 90 млрд рублей. Чуть раньше Министерство сельского хозяйства России, которое никак не может подготовить концепцию развития сельских территорий, обещало, что к 2020 году занятость сельчан чудесным образом достигнет 70%, зарплата повысится в 4,5 раза, 70% деревень будут обеспечены водопроводом, газом, канализацией и дорогами. Вслед за этим «я знаю: саду цвесть» через недельку-другую наверняка последуют телерепортажи с полей — первые лица государства снова будут кататься на комбайнах, встречаться с агрономами и беседовать с очередными ковбоями, приехавшими развивать российское село.

Такое уже случалось — в 2012 году Медведев инспектировал в Брянской области элитных буренок и пастухов из Айдахо. А летом 2013-го жители Брянщины признались корреспондентам «Мира новостей», что те самые суперковбои по 2-3 месяца не выплачивают русским работникам заработную плату. Что под Брянском и под Воронежем американские скотники держатся обособленно — закрыты от местных. И что трудятся они не во благо России, а работают на московских дельцов, которые ни о каком социальном развитии села не помышляют.

«Наши деревни не возрождаются — они выродились. Врачи и учителя сбежали, дорог нет. В дальних селах диких кабанов больше, чем людей, — жалуются жители Дубровского района. — Чем вам не остров Сикоку?»

Япония с ее островами обсуждается брянскими сельчанами с того момента, как они услышали по радио о существовании Нагоро. Оказывается, на Сикоку есть мертвая деревня. Усопших или уехавших из Нагоро земляков аборигены замещают куклами. Делают их из соломы и сажают в опустевших домах или ставят у заборов. Кукол в Нагоро втрое больше, чем людей.

«Давайте и мы матрешек настрогаем. Все равно делать нечего, — шутят старожилы Дубровского района. — По крайней мере туристов к себе заманим».

…Но вернемся к проектам федеральных чиновников. Занятный они все-таки народ. Непредсказуемый. Обещают развивать село, прорабатывают соответствующие финансовые схемы и при этом… планируют упразднить сельскую власть. Второй год с подачи губернатора Ульяновской области Сергея Морозова в правительстве РФ размышляют о замене деревенских администраций старостами-добровольцами.

Дескать, исполнительную власть разумнее перенести на районный уровень. Представьте, как преобразится жизнь российских сел, если они потеряют последнюю связь с управленцами. Впрочем, и сейчас многие главы районов не знают, что творится на их территории: куда по бездорожью не может проехать скорая, где назревает конфликт между русскими и кавказцами и почему сельские богачи (например во Владимирской области) продают участки трасс под коттеджи. Каждая деревня существует по своим правилам, в каждой — свой ад, каждая идет к финишу своим путем.

НИ КАПЛИ ОПТИМИЗМА

Социологи, демографы с середины 1990-х говорят о причинах угасания российской деревни, газеты ежемесячно публикуют репортажи из мертвых сел. В этих статьях всегда есть закрытые клубы, заколоченные библиотеки, рассыпающиеся ФАПы, почтальоны-марафонцы, курсирующие между тремя деревнями, дооптимизировавшиеся до абсурда чиновники и в хламину пьяные деревенские мужики и бабы.

А что меняется? Ничего. В 2007 году ректор Челябинского агроинженерного университета Василий Бледных предлагал государству отказаться от идеи возрождения российских сел и советовал создавать агрогорода. Строить их вблизи автомобильных и железнодорожных путей, предоставлять авторам эффективных проектов преимущества в кредитовании, налогообложении и приобретении земли в собственность. По мнению Бледных, население агрогородов зимой могло бы работать на небольших предприятиях по производству строительных материалов из местного сырья, а летом трудиться на полях.

Идея никого не заинтересовала. С 2007 по 2013 год Минсельхоз России изображает активную работу над собственной концепцией развития сельских территорий. И пока эта концепция пребывает в том же состоянии, что и умирающие деревни Смоленской, Тверской, Псковской областей.

Мы очень хотели найти для читателя что-нибудь обнадеживающее, успокаивающее. Для равновесия. Но по дороге из курского села Лубышево растеряли последние капли оптимизма. Где-то между старым Лубышевом, заброшенные дома в котором можно, по слухам, выторговать за 200-300 тысяч рублей, и новым коттеджным поселком с избушками стоимостью более 5 млн рублей. Жизни нет ни в одном, ни в другом. Но она есть на обочине — у дороги, в лесу, поселилась стая одичавших дворняг. Кроме них здешние сельские территории никто не осваивает.