Казалось бы, все просто: эффективным должно считаться то, что приносит пользу. И, соответственно – то, что разумно. То, что учитывает интересы людей и служит общему делу. Но на деле все оказывается гораздо сложнее.
Власть не может обеспечить полноценную работу сферы образования, потому что не знает, зачем оно ему нужно. Да и на самом деле, она не считает его какой-то ценностью. И поэтому когда правительство что-то хочет в этой сфере сделать, оно обычно больше вредит, нежели приносит пользы. Вот очередное тому подтверждение.
Идея заключения с преподавателями, исследователями и врачами так называемых «эффективных контрактов», призванных помочь добиться того, чтобы оплачивалось не их формальное пребывание на работе, а эффективность этой работы, на первый взгляд выглядит естественной и вполне здравой Понятно, что теоретически люди должны получать плату не за занятие должности, а за результаты работы на этой должности. Исследователь, сделавший открытие, профессор, лучше читающий лекции, врач, талантливее и эффективнее лечащий людей, должны получать больше.
Вопрос только в том, что все это – именно что «на первый взгляд». Особенно на первый взгляд того, кто в этих сферах не работает и не знает их реальной специфики. Потому что именно в них эффективность труда труднопроверяема. И, иногда, возможна лишь через длительный промежуток времени. В старом культовом фильме герой Шукшина пытается добиться ответа от попутчика: «Вот я поле вспахал, посеял, деньги получил. А Пшеница не выросла. А я деньги получил. Как так?», и на ответный вопрос: «А на заводе разве не так?» говорит: «Так да не так. Там я ось выковал – так ось и есть, она такая и нужна. А тут вспахал, посеял, а пшеница не взошла».
Проблема все та же, только в колхозе можно определить результат по собранному урожаю. В образовании же, науке и медицине все гораздо сложнее. Вот еще один пример, тоже из старого фильма. Врач лечил больного, больной вышел из больницы и стал инвалидом. Друзья написали жалобу на врача. Комиссия при разборе дела установила, что врач использовал спорный, рискованный и не апробированный метод. Значит, врач виноват. И только случайно в ходе полемики до комиссии доходит, что больной-то – жив. А без применения данного рискованного метода он должен был бы умереть. Ну и чем определять эффективность: полученной инвалидностью или сохраненной жизнью?
Вряд ли для каждого замера результативности работы врача возможно собрать комиссию из докторов наук. Результат лечения вообще может сказаться через полвека, когда окажется, что пациент дожил до 90-лет, хотя не надеялись, что он протянет и пять.
Эффективность работы профессора университета можно определять по стратегическим результатам, например, по жизненным успехам его бывших студентов – кто кем станет в итоге своей карьеры. Тогда этому профессору зарплату придется платить уже после его смерти, выплачивать наследникам.
Можно было бы оценивать эту эффективность по тому, как трудоустроены эти студенты после учебы (как раз сегодня газета «Коммерсант» сообщила, что министерство образования разрабатывает новые критерии определения эффективности вузов, в частности, предлагается подсчитывать количество выпускников вузов, оказавшихся на бирже труда, чтобы выявить учебные заведения, готовящие будущих безработных — прим. KM.RU). Есть только одно «но»: в сегодняшней России трудоустройство ни на йоту не зависит от успехов в образовании.
Можно оценивать эффективность работы преподавателя по оценкам, полученным на экзамене. Много пятерок – значит, преподавал хорошо. Много двоек – преподавал плохо. Тогда хорошим профессором будет тот, кто ставит меньше двоек и больше пятерок. Или вуз, который будет делать тоже самое. Можно опять завести речь о неком новом ЕГЭ вместо Госэкзамена. Но одно ЕГЭ мы уже имеем. Причем в условиях, когда Госстандарты требуют 50 % дисциплин, разрабатываемых вузом, представители любой внешней экспертизы, принимающие экзамен, будут на нем выслушивать то, чего сами не проходили и не знают. И как они оценят эффективность?
А эффективность работ сотрудника музея как будет определяться? По числу вытертых им от пыли экспонатов? По количеству проведенных выставок, или по число бесплатно отработанных на «субботниках» по уборке территории, на которые научных сотрудников выгонит директор музея, угрожая не выписать премию за научные достижения, часов? С ума сойти можно: субботник, «праздник коммунистического труда» — в условиях рыночной России. Но объявляют, проводят, вынуждают выходить. Или эффективность будут замерять по числу напечатанных страниц отчетов?
Казалось бы, можно работу преподавателя оценить по тому, какое мнение о нем складывается у его студентов. Только одни будут его ценить за то, что на лекциях было интересно, а другие — за то, что он ставит пятерки, не спрашивая. И даже те, кто оценит интерес лекций, разделятся на тех, кто оценит качество умело поданного профессионального материала, тех, кого заинтересовал удачно поданный профессиональный материал, и тех, кто будет доволен преподавателями, рассказавшими больше анекдотов.
Во всех этих сферах замерить итоговый результат нельзя. Можно лишь ввести для его оценки некие единицы проделанной работы, в которых и пытаться определять эту самую пресловутую «эффективность».
Но если работу врача оценивать по количеству принятых пациентов, то он будет заинтересован в том, чтобы они к нему чаще возвращались, то есть будет заинтересован их не долечивать. Если учитывать вторичные обращения, то врач будет вынужден искать пути отказа от приема таких пациентов. Разве для кого то секрет, что после введенной Медведевым в ходе осуществления национального проекта по здравоохранению системы начисления надбавок за качественную работу врачей заставили на порядок увеличить объем отчетной документации, а доплаты в большей степени пошли административному персоналу, нежели собственно врачам?
Итоги же работы ученого подчас можно тоже оценить лишь спустя десятилетия, если не вспоминать боле трагические примеры. Жорес Алферов, например, получил признание своих открытий через полвека после того, как их сделал. И не потому, что его недооценивали, а потому, что все последствия стали ясны только тогда.
Работу преподавателя вуза можно оценивать по числу прочитанных часов, и тогда будет неважно, что за предметы он читал, и какого качества были лекции. Можно — по числу написанных монографий, но их легче написать, чем издать, ибо вузы слишком часто не находят денег на их издание. Можно — по числу подготовленных методических пособий, но тут опять встанет вопрос и с финансированием издания, и с качеством.
Есть еще наивная идея: оценивать эффективность по индексу цитирования. Когда то это был относительно значимый метод. Только при нынешнем потоке информации даже сверхоригинальная публикация может затеряться в море скучных обязательных текущих статей, написанных и напечатанных для выполнения официального плана. И чем работа талантливее и значимее, тем больше времени может понадобиться для ее признания.
Контракты такого рода, о котором идет речь в данной статье, можно заключать в бизнесе или административно-производственной сфере: заказчик дает задание, а исполнитель берет на себя обязанность. Или же там, где можно определить конкретное задание и срок исполнения. Например – написать монографию. Правда, качество ее тоже можно будет оценить не всегда сразу после издания.
Что же касается науки и медицины, то тут, помимо всего прочего стоит еще вопрос не только о формальных показателях, по которым надо оценивать труд преподавателя или врача, но и о субъекте, уполномоченном оценивать эту самую «эффективность». Либо показатели будут формальны и эфемерны, либо оценка будет субъективна, и зависеть она будет либо от сложившихся в том или ином коллективе отношений, либо от личного пристрастия и личной субъективности руководителя, оценку производящего. Со всеми вытекающими последствиями. Объективные оценки и критерии в творческой сфере – вообще спорны и не абсолютны.
Для того, чтобы у них что-то получилось, преподаватель, ученый или врач должны думать не о том, сколько и когда они получат денег (при всей важности этого вопроса), а о научном творческом процессе. Жить в пространстве поиска и творчества. Они должны при этом выполнять свои текущие обязанности и получать за это плату. Но такую, чтобы думая о «глубоком поиске», уже быть свободными от размышления о доходах.
Если преподаватель вуза будет думать о том, что за интересную лекцию ему заплатят больше, то он будет лишь забавлять студентов, а не учить. Он должен читать лекцию интересно и качественно потому, что ему это интересно, что он живет содержанием этой работы, а не исполнением формальных показателей эффективности. Чем большим числом показателей эффективности его регламентировать, тем менее творчески-содержательна и эффективна будет его работа. И от идеи введения «эффективных контрактов» в науке или медицине явно пахнет гнилостью рыночного мышления и миазмами «Болота».