Раздумья над книгой Г.П. Асинкритова «Мгла над пустой колыбелью».

Народ наш отлучен от правдивого слова. Его потчуют россказнями о бесстыжей «новой элите» — кто в каких роскошных дворцах живет, и кто с кем в очередной раз перспал. Его десталинизируют ложью о нашем прошлом, завлекают «летающими тарелками», колдунами, озерными чудищами и пр. При этом он, сердешный, мало чего конкретного знает о реальном положении дел в стране, в том числе — в русской деревне.

Одно из достоинств книги «Мгла над пустой колыбелью» в ее конкретности. К примеру, берет автор деревню Ермолино Удомельского района, где ему довелось пожить в 1980 году, и обстоятельно рассматривает, что в ней, а также во всей округе произошло. За точку отсчета берется 1940-й год — «как раз то время, когда жизнь здешняя была, пожалуй, самой яркой и насыщенной, хотя и тревожной, с обычными деревенскими заботами, к которым добавилось переселение с хуторов». Г.П. Асинкритов приводит поименные списки жителей Иловского сельсовета, в который входила деревня Ермолино, по состоянию на 14.08. 1940 г., список матерей, родивших 5 и более детей. В ту пору в сельсовете проживало 838 человек, и было 7 колхозов. «О военном времени говорить не приходится. И так все ясно. Главное, что Иловский сельсовет остался жив и победил», — пишет автор, отмечая на то, что «в течение двух послевоенных пятилеток — с 1946 по 1955 годы — естественный прирост населения страны составлял более трех миллионов человек в год».

Принципиально важным можно считать утверждение автора о том, что война была выиграна во многом благодаря деревне — перед войной в сельской местности проживало около 80 процентов населения страны. Не за этот ли вклад в Великую Победу и наказывают теперь деревню? Хотя, как считает Г.П. Асинкритова, причина дискриминационного отношения к ней гораздо глубже: «Чтобы уничтожить Советский Союз, надо было сначала уничтожить именно колхозную деревню — тот самый обновленный русский «мир», который давал не только хлеб, мясо и молоко, но и людей. Людей, прежде всего. Причем давал столько и такого качества, каких не знала история». Занимаясь собиранием материалов для краеведческой книги о своей андреапольской родине, я первым делом обратил внимание на то, что у большинства моих земляков, прославивших эту землю своими достижениями, деревенские корни, а наиболее славные биографии у тех, кто родился с 1930 по 1948-й год, то есть в сталинское время. Например, в Тверском техническом университете работают два замечательных профессора, родившихся в глухих андреапольских деревнях Вдовец и Волкота (они давно прекратили существование) и окончивших одну сельскую школу в поселке Бобровец (этой школы тоже не существует). Но не стало деревень, и стремительно уменьшилось количество ярких личностей.

Примечательно приведенное автором письмо, направленное в конце 70-х годов офицерами Северного Флота в газету «Правда». «Дело в том, — продолжает Г.П. Асинкритов, — что офицеры стали замечать ухудшение качества личного состава, поступавшего в экипажи. Все меньше становилось здоровых — как физически, так и в духовно-волевом смысле. Росла среди молодых матросов доля «сачков», эгоистов, безвольных и подловатых особей. Особенно отличались этих выходцы из столиц». Впрочем, офицеры не только высказали обеспокоенность качеством новобранцев, но и вносили предложения, как исправить ситуацию. И вот какую отписку они получили: «Уважаемые товарищи! Опубликовать ваше письмо нет возможности. Что касается конкретных предложений, вы вправе обратиться с ними в правительство. Отдел культуры и быта. В. Холин. 4 июня 1979 г.».

Но вернемся к Иловскому сельсовету. Несмотря на то, что многие мужчины не вернулись с войны, он, как подчеркивает автор, еще довольно крепко стоял на ногах. В 1950 году, когда в нем проживало 780 человек — 93 процента от довоенного уровня. Это при потерях, что нанесла война. А потом все пошло по нисходящей: в 1980 году в Ермолине, центре сельсовета, осталось всего 11 человек, из которых трудоспособными были двое. Теперь же, в 2000-е, вся эта местность практически обезлюдела. Фермы разрушены, поля заросли бурьяном. Чем показателен этот пример? У нас принято винить в разрушении деревни исключительно одних «демократов». Но Г.П. Асинкритов показывает, что главный удар по деревне был нанесен именно в пору существования СССР, а точнее сказать при Никите Хрущеве. Необдуманными решениями было сведено на нет близкое нашему народу артельное начало. Укрупнение колхозов привело к ликвидации так называемых «неперспективных деревень». Автор пишет: «…в Москве все больше сужали «перспективные» рамки. По решению Госстроя СССР (1973 г.) из оставшихся 216, 8 тысячи населенных пунктов РСФСР развитию подлежали 56, 6 тысячи…процесс ликвидации «русского мира» стал необратимым: к 1989 году число деревень в РСФСР сократилось еще почти на 15%.».

Вынужденный уйти из-под родного крова, потерявший привязку к родовым корням, крестьянин, в силу привычки стойко переносить трудности, начал приспосабливаться к непривычным для него условиям. Но если в деревне весь уклад жизни способствовал тому, чтобы в семье было много детей, то в городе все выглядело иначе. Здесь все больше набирал силу потребительский рационализм. Да и не шибко-то развернешься с большим семейством в «коммуналке» или отдельной «хрущевке». В печати много рассказывалось о том, какой добрый след оставил на нашей земле первый секретарь Калининского обкома КПСС Н.Г. Корытков. Но с другой стороны, как пишет Г. П. Асинкритов, за 18 лет нахождения Корыткова на этом высоком посту население области сократилось на 140 тысяч человек. Раньше мы этой правды как-то не замечали или старались не замечать. А «демократы»…что «демократы»? Они (в большинстве своем, дилетанты по части сельского хозяйства, но спецы по разводке финансовых потоков) лишь продолжили усугублять ситуацию. Привыкшие все измерять прибылью, чистоганом, они навязали деревне диспаритет (разница) цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию. Кроме того, они же, резко уменьшили бюджетное финансирование аграрной отрасли — до 1 процента от расходной части бюджета (сейчас цифра несколько выше). Хотя на Украине и Беларуси показатель бюджетной поддержки села составляет 10 процентов, а в Азербайджане даже 25 процентов.

Такая политика довела демографическую ситуацию в русской провинции до масштабов общенационального бедствия. Особенно активно вымирают срединные, исконно русские области России. Так, с 2002 по 2010 год (время губернаторства Д.В. Зеленина) население Тверской области уменьшилось на 118 тысяч человек. В книге помещена аналитическая записка Г.П. Асинкритова руководителям области с анализом демографических потерь по районам области. В числе «лидеров» по вымиранию Сандовский (сокращение населения за 8 лет 27,6 процента), Молоковский (25,4 процента), Лесной (23,1 процента), Фировский (21,2 процента), Жарковский (19,6 процента), Пеновский (19,5 процента), Бельский (19 процентов), Сонковской (18,8 процента), Краснохолмский (18,7 процента), Торопецкий (18,7 процента), Западнодвинский (18,7 процента) районы. Дальше, как говорится, отступать некуда. Самое удивительное, что главы некоторых из этих районов рядом тверских изданий заносятся в число «лучших глав». За что лучшие-то?

Автор ссылается на документы органов власти, приводит схемы и «пирамиды» рождаемости и смертности (причем не только по Удомельскому району). С беспощадной прямотой пишет Г.П. Асинкритов о временщиках-менеджерах, которые делают заявления типа «главная суть реформ уйти от человеческого фактора». Я бы добавил несколько впечатляющих примеров «кадровой политики» в аграрной отрасли. Не забылось, как руководитель департамента по развитию села на встрече с председателями колхозов пожелал им, чтобы «комбайны успешно пахали».

Есть в книге и некоторые «светлые пятна». Нельзя без волнения читать главу, рассказывающую об уроженце деревни Ледины Удомельского района Николае Сергеевиче Кокорине. Вернувшись с фронта, он устроился военруком в родной Котлованской школе, поступил на исторический факультет Калининского пединститута. Активно начал вовлекать детей в краеведение, создал музей. В разгар хрущевской «оттепели» заявил публично, что, мол, наша власть прокладывает космические пути, а сельские дороги проезжими сделать не может. Поводом явилось то, что, не выдержав плохой дороги, сдохла колхозная лошадь. Сам первый секретарь райкома приезжал в школу уламывать партячейку, чтобы она дала согласие на исключение фронтовика из КПСС. После этого Кокорин некоторое время работал в лесу, в райпотрбесоюзе, а, получив диплом-историка, вернулся-таки в школу. Долгое время его душу терзало чувство вины перед погибшими на войне земляками из деревни Ледины и окрестных деревень, и он решил возвести в их честь памятник. Пять лет упорно работал над мемориалом, прежде чем в канун 45-летия Победы состоялось его открытие. «Пока работал, все деревни пересчитал, всех погибших окликнул. Кого — не по одному разу. Молчат, молчат они…» — на такой пронзительной ноте заканчивается эта глава.

В целом картина нарисована довольно безотрадная, и позитивного выхода в ближайшее время автор не видит. А чему, собственно, радоваться? Хорошо помню, как шумели в 2007 году тверские СМИ, когда область собрала 139 тысяч тонн зерна. Это преподносилось наивному обывателю едва ли не как рекорд. Но обратимся к цифрам. В 1971 году было собрано 1069, 3 тысячи тонн, 1975 году — 1076,5 тысячи тонн, 1982 году -991 тысяча тонн, 1986 году — 1146 тысяч тонн. Даже в тяжелейшем 1945-м валовой сбор зерна в области составил 508,8 тысячи тонн. А в 2011 году собрали, по сведениям, которые мне удалось получить неофициальным путем (данные госстатистики теперь не печатают, и понятно, почему не печатают) около 70 тысяч тонн. Если в 1990 году в области обрабатывалось около 1,5 миллиона гектаров пашни, то в 2011 году посевная площадь составила 650 тысяч гектаров, но та цифра не отражает реального положения дел. В нее включают кормовые культуры (около 80 процентов от общей площади) — в основном многолетние травы, посеянные еще при советской власти. Весной 2011 года пахотные работы велись лишь на 120 тысячах гектаров (из них под зерновыми было занято 86 тысяч гектаров). Получается, таким образом, что используется менее 10 процентов от общего объема пахотных земель. Такая же картина и в целом по России. Более сорока миллионов гектаров пашни не востребованы. А теми 80 или 90 миллионами тонн зерна в масштабах страны не стоит хвастаться, тем более называть это «рекордным урожаем». В последнюю советскую пятилетку среднегодовой сбор зерна был свыше 117 миллионов тонн, а в отдельные годы он достигал 132 миллионов тонн.

А что в перспективе? Составили недавно в российских «верхах» проект Государственной программы развития сельского хозяйства и регулирования рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия на 2013-2020 годы. Но какие цифры заложены в нем? Если в 1990 году мяса производилось 14, 9 миллионов тонн, то в 2020-м году намечается 14,1 миллиона. Молока было 55,7 миллионов тонн, намечается 36 миллионов тонн. Сливочного масла — соответственно 833 тысяч и 280 тысяч тонн, т.е. в три раза меньше (!). Ясное дело, коренным образом ситуацию это не изменит. Тем более что продолжает действовать земельное законодательство, тормозящее возрождение аграрной отрасли. Оно открыло прямой путь к паразитированию на земле. Разных мастей барыги, в том числе пользуясь административными полномочиями, скупили у нищих крестьян за бесценок лучшие земли, а теперь восседают на них, словно короли, дожидаясь, как выгодно «погреть» на этом руки. К тому же, бюджетное финансирование села остается крайне слабым. Как пишет в газете «Правда» академик РАСХН Владимир Кашин, в России сельскохозяйственные производители получают не больше 35 долларов на гектар, а в США размер их поддержки составляет 750 долларов, в ЕС — 350 долларов. К тому же, по условиям вступления в ВТО, Россия должна еще и снижать (!) господдержку аграрной отрасли каждые пять лет на 5-10 процентов.

Можно, конечно, поприветствовать решение руководства о бесплатном наделении землей под индивидуальное строительство семьей, имеющих троих и более детей. Кстати, я узнал из книги Асинкритова об одной исторической аналогии. В Древнем Риме Юлий Цезарь определил своим законом порядок получения гражданами Рима латифундий в новых землях: надел там мог получить только семейный римлянин, при чем не менее чем с тремя детьми. Но нужно, я думаю, идти нам дальше Юлия Цезаря — изымать неиспользуемую годами землю у крупных земельных собственников, передавая ее бесплатно всем, кто желает строиться и постоянно жить и работать в деревне. Назрело проведение в области земельной ревизии, чтобы власть и общественность могли знать, какова у нас реальная ситуация с землепользованием, и контролировать ее.

Руководители хозяйств давно ставят вопрос и об изменении системы распределения средств и, соответственно, ответственности за результаты работы аграрного сектора. Финансы должны быть переданы на уровень районов, муниципалитеты должны нести прямую ответственность за их эффективное использование, а не быть посредниками между производителями сельскохозяйственной продукции и областным департаментом по социально-экономическому развитию села. Пора, наконец, решить этот вопрос. Есть и другие крайне насущные вопросы. Речь идет о возврате к МТС, поскольку большинство сельхозпроизводителей не в состоянии самостоятельно приобрести тракторы и комбайны и о целесообразности возрождения зерносушильной базы

По-новому следует посмотреть и на сельские школы. Закрытая школа должна рассматриваться как признак недееспособности власти на местах. После того, как это случится, глава поселения, да и глава района, не должен иметь морального права оставаться в своей должности. Руководитель на то и руководитель, что обязан создавать условия для организации полноценной жизни в своем районе, поселении. Главным критерием должны стать количество новорожденных и количество рабочих мест. И тогда не будет возникать странных коллизий, когда главу района ставят в пример остальным главам, а его район находится в лидерах по убыванию населения. Одним из возможных вариантов сохранения находящихся под угрозой закрытия школ может стать их преобразование в школы — интернаты с производственным обучением. За счет, допустим, беспризорных детей в городах. В этом случае сохранятся педагогические коллективы, появится надежда на то, что выпускники, получив определенные навыки работы на земле, останутся жить в деревне. Одним словом, надо перестать поддаваться самотеку жизни, а действовать.

Вот только беда еще и в том, власть наша отвыкла решать практические задачи созидательного характера, и зачастую живет в мире виртуальных измерений или банального корыстолюбия. Не секрет, сегодня руководители отдельных регионов и их жены получают на манипулировании «ценными бумагами» (я уже не говорю о других формах их «бизнеса») доходы, сопоставимые с аграрными бюджетами регионов. Зачем этим людям поднимать сельское хозяйство, заботиться о крестьянине, если им и так хорошо? Поэтому проблема власти для народа, как видно из книги «Мгла над пустой колыбелью», остается злободневной. Хотя, по словам Г.П. Асинкритова, «и громко ругать «элиту» язык не поворачивается…. Основанная ее масса выросла в другом государстве. Не в государстве рабочих и крестьян с прослойкой интеллигенции, а в государстве партноменклатурных шкурников и захребетников с прослойкой рабочих и крестьян. Этому государству (фактически возникшему после смерти Сталина, а юридически оформленному в 1977 году) правильная демографическая политика оказалась не по плечу, и оно просуществовало ровно столько, сколько ему позволили это делать прежние людские запасы. Точнее — запасы Советских Людей. Остатки сталинской генерации».

Возможно, кому-то это утверждение покажется несправедливым, кому-то спорным, но разве нет в нем правды? Проще всего, конечно, ссылаться на «доктрины Даллеса», на происки «мировой закулисы», но не честнее ли оборотиться на то, как мы сами создавали и продолжаем создавать причины для деградации нашего государства

Вот с такими мыслями закрыл я книгу ветерана подводного флота СССР, талантливого художника и публициста, уроженца давно уже не существующей старицкой деревеньки Г.П. Асинкритова. Печальная получилась книга, но искренняя.

Валерий Кириллов,

писатель

г. Тверь