Ученые говорят о серьезной социальной проблеме — появлении нового типа мужчин. Это некий гибрид маменькиного сынка, борющегося за место под солнцем мачо и отчаянно выживающей в непростых условиях личности.

Согласно соцопросам, всего 13% женщин готовы жить с мужем — маменькиным сыночком. При этом многие мамы признаются, что сами создают сыновьям тепличные условия, не давая им шагу ступить самостоятельно, но от всех прочих мужчин ждут мужественности, решительности и поступка, так как страшно устали от своей ноши. Противоречие приводит к тому, что женщины уже не могут, а мужчины уже не хотят.

Женщина-львица первой вбегает в вагон метро и занимает место… для своего сына, а сама стоит над ним, обвешанная сумками, да еще умудряется развернуть ему конфетку и положить в рот. В детской песочнице малыш пытается построить куличик, но мама выхватывает лопатку. На робкое сыновье: «Я сам!» мама категорично утверждает: «Что ты, сыночка, еще руки испачкаешь! Давай лучше я!».

«Я сам» не может забить гвоздь, вытереть сопли, найти пульт от телевизора или сходить в кино, потому что мама лучше знает, как надо. И мама плохого не посоветует. В качестве поддержки — бабушка (а то и две), непременные мамины подруги, воспитательницы в детсаду, учительницы в школе… И даже, страшно сказать, «солдатские матери», которых боятся даже суровые генералы.

«Ко мне на прием попросилась женщина с пожеланием, чтобы я проконсультировал «ее мальчика», — рассказал «Росбалту» доктор психологических наук, ректор Восточно-Европейского института психоанализа, профессор Михаил Решетников. — Я ответил, что детьми не занимаюсь. Женщина уточнила: «Мальчику 37 лет».

Тем не менее, по мнению профессора, сегодня большую тревогу вызывает не инфантилизм мужчин, а как раз наоборот — неумолимо нарастающая в обществе тенденция к агрессии, желанию во что бы то ни стало занять свое место под солнцем. Однако это вполне справедливое и свойственное любому мужчине желание вступает с противоречиями сегодняшней жизни. И результат, по мнению психолога, может быть весьма плачевным.

«Я не согласен с тем, что сейчас царствует матриархат, — говорит Михаил Решетников. — Как раз наоборот: ситуация, в которой Россия оказалась с начала 90-х, заставляет волей-неволей закалять характер, слабые не выживают. За последние 20 лет выработался новый социальный характер, обусловленный тем, что все поколение постсоветских мальчиков вынуждено нести полную ответственность за собственную жизнь. Раньше за нас думало, решало и почти все делало государство. С тех пор, как государство перестало быть мощнейшим «родителем», все бремя обустройства собственной жизни приходится решать самим. И мужчинам в первую очередь».

Михаил Решетников утверждает, что это — не только его собственные наблюдения, а вполне достоверные научные данные, подтвержденные социологами, психологами, педагогами, медиками. «Советские» мальчики — мужчины, выросшие в СССР — были, безусловно, более инфантильны, и они таковыми, возможно, и остались. Но сейчас ситуация гораздо опаснее: само по себе семейное воспитание утрачено уже давно, 50% семей в России — неполные. Функции воспитателя берет на себя телевидение, Интернет, а они пропагандируют в основном агрессивное поведение, стремление добиться чего-то не просто ценой личных усилий, а именно желания отобрать, взять силой и любой ценой. Идет пропаганда зла. Я уже назвал этот процесс «немусульманским и нерелигиозным терроризмом». Идет эскалация насилия, без преувеличения».

При этом в обществе отсутствует адекватная социальная политика по отношению к молодежи, способная противостоять этому злу, как-то нивелировать его. «У молодежи нет позитивного представления о будущем. Мы не знаем, какую страну мы строим. И эта нерастраченная агрессия, и без того свойственная мужчинам, принимает самые извращенные формы, ведь она в любом случае требует выхода», — считает Решетников.

Раньше природная активность мужчин компенсировалась какими-нибудь «стройками века», мечтой о подвиге и возможностью его совершить — поднятием целины, строительством БАМа, полетом в космос, военной службой, в конце концов. Сегодня она просто выплескивается на улицы. Либо же принимает обратные формы — пресловутый инфантилизм, желание «спрятаться под юбку» — мамы ли, жены ли, или просто того, кто не заставит решать неизбежные проблемы.

«Родители уже ночами жгут костры на ночных дежурствах и составляют списки. Мы отмечаем необычайный приток желающих поступить в нашу школу», — рассказывает «Росбалту» замдиректора по воспитательной работе единственной в Петербурге кадетской школы Пушкинского района Тамара Мусаева. В эту школу берут только мальчиков начиная с 6,6 лет, и в последние годы — наплыв огромный.

«Школы, подобные нашей, крайне востребованы сейчас. Но наши возможности ограничены — мы можем набрать только 50 человек, а желающих — сотни, — рассказывает завуч. — Мы замечаем тенденцию: если раньше своих мальчиков приводили в основном мамы и бабушки, то теперь приводят и папы. У нас чисто мужское воспитание, коллектив преподавателей на 50% тоже мужской».

Тамара Мусаева замечает, что в такой среде воспитание мужчины неизбежно, хотя мальчики проводят в кадетской школе обычный учебный день, а вечером, как все дети, идут по домам. «Наши мальчики не считают зазорным взять лопату, веник, прибить гвоздь. Если они видят, что учительница несет стопку книг — обязательно помогут. У них иной уклад жизни: построения, занятия, форма одежды. Они сами чистят себе ботинки и пришивают подворотнички. Мы не ставим задачи вырастить будущих военных, но надо постараться вырастить хотя бы мужчин», — говорит педагог кадетской школы.

Психологи объясняют такой спрос на «мужское воспитание» тем, что у нас все больше развивается социальное сиротство, то есть дети оказываются одинокими не только по объективным причинам из-за потери родителей, но даже во вполне благополучных семьях.

«Родителям — и папам в первую очередь — не до сыновей, — считает Михаил Решетников. — Они либо зарабатывают деньги, либо, наоборот, ведут асоциальный образ жизни. Чтобы как-то пристроить ребенка, их отдают в военные школы или отправляют учиться за границу. Если сын остается с мамой в неполной семье, вариантов тоже немного: или это гиперопека, или «социальный сирота», или же — что бывает реже — мальчик превращается в так называемого «социального мужа» собственной матери, то есть волей-неволей выполняет функции мужчины в семье. Это, конечно, наилучший вариант, но он зависит только от матери, от того, как она воспитывает мальчика. А делать это умеют далеко не все».

Однако даже самых лучших из наших мальчиков пока ожидают не самые светлые перспективы. По мнению психологов, в современном российском обществе полностью утрачены представления о социальном лифте. Если раньше мальчики с рабочих окраин стремились поступить в лучшие институты, чтобы «выбиться в люди», то сейчас сам диплом практически никак не сказывается на социальном статусе и на перспективы мало влияет.

«И окончательно добивает наших мужчин новый российский феномен — так называемая «работающая беднота». Мужчина может хорошо учиться, честно работать, и в итоге получать 12-15 тысяч рублей. На Западе любой работающий человек так или иначе уверен в завтрашнем дне, а у нас — не уверен даже в сегодняшнем», — считают психологи.

Зато доктор медицинских наук, врач-сексопатолог Лев Щеглов не склонен преувеличивать трагедию нынешних мужчин. «О матриархате — как и о власти мужчин, с другой стороны, — говорят люди тревожные, неуверенные в себе, — считает профессор. — Некоторую часть таких мужчин действительно повергает в ужас женщина-начальник или, не дай бог, министр или даже президент. Но такой матриархат — только в сознании определенного типа людей. Вынуждены карабкаться вверх и мальчики, и девочки, и это, наверное, неплохо».

Сексопатолог не считает, что мужчина вымирает как вид. «Представленные выше типы как «сыночков», так и «мачо» всегда были. Но идет объективный процесс: женщина становится свободнее, какие-то мужчины уступают ей место, какие-то — нет. Здесь мы не берем позицию, например, церкви, которая призывает женщин исключительно рожать детей и варить борщ. Просто постсоветский мир стал более многогранен и многоцветен, и четких ярлыков нет. Так что все по-честному».