Белоруска Светлана вместе с тремя детьми и котом Фенечкой улетали из Сирии в самый опасный момент. Боевые действия в Алеппо, где она жила с детьми и мужем, гражданином Сирии, несли в себе все большую опасность для жизни. «Особенно опасно стало жить выходцам из СНГ. Одна женщина рассказывала мне, как в магазине сам продавец говорил: «Если бы я увидел хоть одну русскую на дороге, я бы сам лично ее убил, — вспоминает Светлана. — Надо было раньше уезжать, но мы пропустили все самолеты. Из-за тяжелых родов я перенесла 7 операций и была при смерти. Потом в посольстве требовали такие документы, которые было трудно собрать, ведь разные инстанции, куда они нас отправляли, уже были разбомблены или закрыты».

Лишь выздоровев и получив все документы, муж Светланы экстренно отправил ее в Беларусь — в октябре 2012-го. В Минске на съемной квартире она сейчас живет вместе с детьми и мамой. Ждет мужа, который пока не может выехать из Сирии в Минск, потому что приглашения, высланного Светланой в посольство по факсу, оказалось недостаточно. «Потребовали оригинал». «Я уже нашла людей, которые в начале марта летят в Сирию и постараются передать оригинальное приглашение. Оказалось, без него он не может приехать в Беларусь», — рассказала TUT.BY Светлана. Но обо все по порядку.

Светлана уехала в Сирию 16 лет назад. Вышла замуж, говорит, очень удачно. Всегда жили в достатке. «У детей было все, что душе угодно. Ничего удивительного. Сирия — это цивилизация, хоть многие думают иначе. Муж имел хороший бизнес, мы жили в просторной 7-комнатной квартире», — рассказывает она.

«Уже ближе к лету 2012-го можно было уезжать. Тогда был первый сильный взрыв в городе, возле здания местного КГБ. Наш дом — второй от этого здания. Дом очень прочный. Окна изнутри закрыты железным электрическим абажуром, и на ночь мы его всегда опускали вниз. За ним — окна с двойными деревянными рамами. Было около 9 утра, мы спали, сын головой к окну, а я головой к дверям. Брат моего мужа в это время только отъехал от дома и через доли секунды на это место подъезжает маленькая «Сузуки», напичканная взрывчаткой, с камикадзе внутри, и все взрывается. Вообще, взрыв был как бы двойной. Первый — просто звук, хлопушка, а второй — конкретный, через несколько секунд. Я проснулась от первой «хлопушки», открываю глаза и вижу, как этот железный абажур от силы взрыва закручивается в ролл, окна распахиваются на тебя. Такое чувство, что дом падает. Я схватила ребенка. В этот момент произошел второй взрыв, и балка упала прямо на то место, где лежала его голова. В это время в парке, за зданием КГБ, гуляли дети, многие из них погибли».

После этого, вспоминает Светлана, в городе «пошли теракты за терактами». «Валялись разорванные трупы на дорогах, бегали журналисты с камерами. Прохожие просто поднимали кусок ноги или руки и показывали на камеру, что происходит в стране». Светлана тогда была беременна и, говорит, этот стресс спровоцировал преждевременные роды.

«Рожать во время войны, разве я могла себе это когда-нибудь представить? За это время я поменяла три больницы. Из первой пришлось уехать, потому что ее занялили боевики. Регулярная армия, когда узнавала, где они «осели», просто скидывала бомбу на дом и погибали все: и боевики, и мирное население. Не все хотели так рисковать и поэтому переезжали жить на улицу. Помню, мой муж собрал наши вещи какие-то ненужные, отдал бедным».

По словам женщины, «с каждым днем на улицах становилось все опасней». «Правда, кто-то до сих пор продолжает ходить в кафе, магазины, думает, что вот-вот все закончится. Люди очень надеются. Но многие уже вообще практически из дому не выходят. Прямо днем ты идешь, и может начаться перестрелка. Мы как-то решили выехать в супермаркет, он немного на окраине находится, и ехали прямо за цепочкой танков, — вспоминает женщина. — Вообще, регулярная армия не трогает никого, часто и боевики никого не трогают. Они просто наблюдают — и одна, и вторая сторона. Если ты яростно за президента или, например, против, то могут убить прямо на улице». «В первой больнице мы пробыли недолго. Вскоре в срочном порядке были собраны все дети и перевезены в другую больницу, даже вещи наши забыли. Мой Лео еще был под капельницей». Тогда и сама Светлана уже не была уверена, что выживет. «Я была при смерти, потеряла 30% крови. Мне неудачно сделали кесарево, порвали мочевой пузырь. После этого у меня было сразу 3 операции, обвешали катеторами, из которых регулярно надо было сливать жидкость. Уехать в Беларусь на тот момент я не могла».

Светлана и сын рассказывают о своих военных воспоминаниях: «Чтобы сделать ряд документов, нужно поездить по инстанциям, которые либо в другом городе находятся, либо их разбомбили, либо они сами закрылись»

Вскоре Светлана обратилась в белорусское посольство в Сирии. «В посольстве сказали, что вроде бы все просто: «Вы подготовьте все документы, приезжайте к нам, и мы вам поможем вылететь, найдем место в самолете, — рассказывает Светлана. — Чтобы сделать ряд документов, нужно поездить по инстанциям, которые либо в другом городе находятся, либо их разбомбили, либо они сами закрылись. А потом документы еще надо довезти из Алеппо до Дамаска, где находится посольство. Это почти 5 часов на машине. И как это? В стране война, любые передвижения могут быть опасны. Мне казалось, достаточно просто собрать свои вещи, заявить, кто мы такие, и просто выехать. Какие документы проверяют в таких ситуациях? Это было очень для нас неожиданно».

По словам Светланы, чтобы передать уже готовые документы в посольство, ее муж нашел человека. «Мы нашли водителя, который согласился перевезти наши документы. Но в посольстве сказали: «Нет, приезжайте сами». Я после операции не могу ехать в такую дорогу. Говорят — «отправьте детей хотя бы». Как я детей смогу отпустить? Под обстрел? — эмоционально рассказывает Светлана. — Хорошо, сказали, пусть приедет ваш муж. А если его по дороге убьют? Что я буду делать одна, больная, с тремя детьми?»

Светлана считает, что именно такая «бюрократия» до сих пор не позволяет многим покинуть страну боевых действий. «Бывает, у людей реально нет возможности приехать. Есть девочки, которые живут в бедных районах, в бедных городах. Белорусов в Сирии мало, но одна женщина, по-моему, из Беларуси, с пятью детьми до сих пор там, потому что не может выехать без необходимых документов. Мой муж посмотрел на это и сказал, что надо рассчитывать только на себя. К тому же самолет, который предлагает посольство, неизвестно когда будет, будет ли там место, и сможем ли мы в тот день безопасно добраться до Дамаска, а оттуда — в аэропорт. Поэтому как только документы были на руках, муж купил нам билеты, и мы экстренно выехали».

Сирийскому коту Фенечке сделали два паспорта и позволили лететь… в кабине пилота!

Параллельно делались документы на кота Фенечку — лучшего друга семьи. «Не оставлять же его там, — говорит Светлана. — Был у Фенечки и свой паспорт. Но для выезда за пределы Сирии нужно было сделать еще и международный, а для этого нужно было получить справку. К счастью, наш ветеринар быстро ее сделал».

«Мы летели самолетом «Дамаск — Москва». Чтобы доехать в аэропорт, надо проехать несколько контрольных пунктов — и регулярной армии, и оппозиции. Мы проехали 4 таких пункта. На каждом смотрят, кто в машине. Если видят, что семья, — не трогают. Но после этого начинается самая опасная дорога — до аэропорта. Там пустынно, дома разбомбленные. И на каждой дороге сидят снайперы. Ехать надо очень аккуратно, даже руку нельзя поднимать, потому что могут не так воспринять и начать обстрел, — вспоминает Светлана. — В аэропорт мы должны были успеть добраться максимум до 5 вечера. После 6 и до утра — самое опасное время».

«Наш рейс задерживался. В то время через Турцию ни один самолет не летал. Обещали, что будут сбивать. Поэтому мы ждали коридор, который нам даст любая из соседних стран: Иордания или Иран, — продолжает свой рассказ Светлана. — Мы очень устали. Муж снял нам комнату отдыха, там мы смогли немного отдохнуть, я покормила малыша. Выпустили кота немного погулять, потому что клетка была ему не по размерам. Проблемой было и то, куда поставить кота в самолете. В багажном отделении он умер бы. Но муж кому-то заплатил, и клетку поставили прямо в кабину пилота. Он все стойко вынес, даже не нагадил нигде за все время пути».

Белорусская реальность

В Беларуси семья уже почти адаптировалась. 10-летний Абдул Хафиз, или Абуди, как его стали называть ребята в школе, завел нескольких друзей, занимается футболом в юношеской команде БАТЭ, ходит на тренировки по гимнастике. Абуди рассказал нам, что хочет обратно в Сирию, а сейчас его главная мечта — закачать World of tanks на компьютер. «В Сирии я часто в нее играл, а здесь пока нет», — вздыхает он. Сегодня его любимый предмет в школе — русская литература, признается он. «Особенно Афанасий Афанасьевич Фет! — восторженно говорит мальчик и с ходу начинает зачитывать наизусть его стихи. — А в Сирии мне нравилась математика». Айша рассказала, что в Сирии очень любила играть на фортепиано, а в Беларуси у нее такой возможности пока нет. «Еще в Беларуси я искала для нее балетную школу, но ни занятия по фортепиано, ни занятия балетом мы пока финансово потянуть не можем», — говорит Светлана.

Что интересно, еще в октябре дети владели только разговорным русским. Ни читать, ни писать не умели. «В школе директор предложила пойти на платные курсы. За месяц их очень хорошо подтянули, Абуди теперь за 15 минут стихи учит, — рассказывает Светлана. — Правда, в классы их почему-то долго не хотели принимать. Мол, если не читают и не пишут по-русски, то учиться им будет невозможно. Сказали, что им сначала надо пройти платные курсы русского языка. Хотя курсы курсами, а в классы их должны были посадить сразу же, как мне потом объяснили в Министерстве образования».

Кстати, платные курсы оказались не из дешевых. В день у Светланы уходило 170 тысяч рублей на одного ребенка. Занятия длились в течение месяца. Девочку Айшу она отдала в частную школу — за 330 евро в месяц. «Шло время, и я стала беспокоиться, что дети не в классах. И позвонила в Минобразования просто узнать, какие права у детей и какие обязанности у школы. Я ведь ничего тут уже не знаю. Женщина из министерства, видимо, подумала, что мы жалуемся, сразу позвонила директору в школу и спросила, почему дети не учатся. В результате директор восприняла это в штыки и сказала мне: раз вы не подождали немного, то я буду с вами «по закону»: сделаем детям тест и посадим их в классы не по возрасту, а по уровню знаний русского. И зачем нам это? Взяли бы Айшу, например, в пятый класс посадили вместо восьмого. Она в Сирии хорошо училась, и только лишь потому, что она не знает русского языка, ее будут к маленьким отправлять?»

«В Сирии у детей перед занятиями директор проверяла ногти, одежду, обувь, волосы, потом они выстраивались в линию и пели гимн, — тут же вспоминает сирийский уклад жизни Светлана. — К каждому ребенку очень внимательно относились, после каждого урока учитель проверял, записано ли домашнее задание в дневнике». Дети вместе с мамой с удовольствием вспоминают свою школу в Алеппо. Правда, стоит отметить, что там они учились в частной школе. Каждый год им выдавали аттестаты, каждый год проводился своеобразный «выпускной» — как в американских университетах.

«В Беларуси же первый месяц на Абуди вообще не обращали внимания. Он приходил из школы и на вопрос, что вы делали, говорил: «Я просто там сижу». Дневник пустой, тетрадки у него никто не проверял. Я даже не могла ему объяснить что-то, ведь не знала, что они проходят. Меня удивило это. Учитель видит, что ребенок новый, многого может не понимать, и игнорировала его. Снова приходилось звонить в Минобразования, и только после этого моего ребенка заметили, стали спрашивать, объяснять. У Айши очень хороший классный оказался, он по сей день ей всячески помогает адаптироваться».

Сегодня Светлана, 13-летняя Айша, 10-летний Абдул Хафиз и 6-месячный Лео Мохаммед находятся в непростом положении. С тех пор, как в Сирии стала плохо работать почта, муж Светланы уже не может регулярно высылать им деньги и выживать приходится на бабушкину пенсию и помощь близких. Наша героиня уже стала в очередь на жилье, потому как, по прогнозам, ближайшие 4-5 лет возвращаться в Сирию нельзя. Светлана с опасением смотрит в будущее: «Сейчас мне надо еще пройти лечение, потому что роды сильно подорвали мое здоровье. За квартиру еще платим с остатка денег. А коммунальные заплатить не можем, взяли кредит на 5 млн рублей в банке. И если с мужем что-нибудь случится, я не знаю, как мы будем жить. Я 16 лет была домохозяйкой».