В Минобрнауке при участии Агентства по делам молодежи прошло первое обсуждение повестки дня «Селигера». Одну из смен этого лета хотят сформировать из молодых преподавателей, они и обсуждали в Москве, кого звать и что обсуждать. Мнения преподавателей, съехавшихся из разных регионов от Воронежа до Питера, тоже были самые разные. Одни говорили, что государство само генерирует ненависть в молодом поколении, поскольку не может удовлетворить уровень притязаний образованной прослойки. Люди с амбициями не находят того, что отвечало бы их запросам, и обращают гнев на государство. Другие заявляли, что «стране нужны новые герои», новые Стахановы, Космодемьянские. Третьих волновали «технологии разъяснительной работы», скажем о важности здорового образа жизни или толерантности.

Сергей Белоконев, глава Росмолодежи, — представитель поколения молодежи, нашедшей себя в политике в последние годы. На этом посту он сменил знаменитого Василия Якеменко. Впрочем, новый глава, давний соратник своего предшественника, являет не менее яркий образец современного взгляда на вещи. В интервью «МН» он рассказывает о героях и антигероях нашего времени, консервативных ценностях молодого поколения и собственном традиционализме.

Стаханов vs Чаадаев

— Вопрос по дискуссии о «Селигере» и «учительской» смене. Один из выступавших сказал, что нам нужна технология появления новых Стахановых, Зой Космодемьянских. Вы тоже так считаете?

— Я считаю, что на уровне государства должны быть понятны механизмы, как появляются герои.

— Только они у нас не появляются…

— В нашем сегментированном обществе разные группы и социальные слои имеют свои установки, ориентиры и ценности.

У тех, кто формирует контент, есть представление о том, что нужно обществу. Но эти идеи могут не устраивать группы, которых большинство, хотя их суждения и менее выражены. Руководство страны всегда ориентируется на большинство. А идеологемы, скажем, креативного класса могут быть иными. Поэтому эту социальную группу сложно учитывать.

К сожалению, в креативном классе (не знаю, по каким причинам, возможно, тянется еще из 1990-х) наблюдается влияние иностранных вещей, и часто этот класс пытается искать пророков в чужом отечестве. Если даже мы найдем героев, то вовне. А здесь найдем только плохих, о них и будем говорить. Чаадаевщина такая.

— Когда случилась трагедия с русским ребенком в Америке, депутаты проявили к этому максимум внимания. В те же самые дни в фейсбуке обсуждалась история российской матери, убившей своего ребенка. Но ею власти не заинтересовались. Привлекли внимание к «врагу», свои же трагедии остались незамеченными.

— Мне не хотелось бы комментировать поведение депутатов, сам им был. Я лишь могу отметить, что в фейсбуке часто присутствует настороженность в отношении государства. Это, впрочем, законы социальной психологии — искать угрозы вовне. Любая социальная группа, объединившись, пытается найти тех, кто другой, иной, чужой.

— Иногда, наоборот, группа ищет возможности для сотрудничества, а не для противоборства. А так даже из ваших дискуссий получается, что само государство подчас генерирует ненависть.

— Я такого не говорил.

— Вы модерируете эти дискуссии.

— Повестка дня вырабатывается самими участниками, и содержание смены «Селигера» определяет не федеральное агентство. Мы приглашаем людей сформировать повестку дня. Зовем с одной стороны наших коллег из Министерства образования и науки, их представитель участвовал в дискуссии. С другой стороны — преподаватели ведущих центров, которые и готовят педагогов. Мы же просто хотим услышать, что они думают.

Конкурентоспособный патриотизм

— Социологи констатируют в России аномию — отсутствие ценностей и ориентиров, особенно в новом поколении. Все мерится заработком.

— Я этого не ощущаю. Десять лет занимаюсь молодежью. Так вот по сравнению, скажем, с началом нулевых сегодня молодые люди более патриотичны, мобильны, социально эффективны. Они легче находят себя в жизни, предъявляют больший запрос на здоровье, предпринимательство, на то, чтобы себя проявить.

— Это может быть связано не с их личностными и профессиональными качествами, а с общей экономической ситуацией в стране.

— Отчасти да. Но и молодежь сегодня другая, в том числе потому, что президент Путин строит другую страну.

— И что такое, по-вашему, другая молодежь?

— Когда в 2001 году я приехал в Калининград, ребята там через одного говорили «вы там, в России». Многие курили всякую дрянь и ратовали за то, чтобы устроить из Калининграда Нидерланды — дескать, почему бы все не легализовать и не открыть кофе-шопы? Такая была повестка дня. Похожая ситуация была в Петербурге. Сегодня по-другому. Нельзя, конечно, сказать, что все полностью исчезло, но удельный вес тех настроений и подходов к жизни снизился в несколько раз.

— Еще более это ощущалось на Дальнем Востоке, люди ездили в Корею и Японию, но никогда не были в Москве. Только это было связано не с патриотизмом, а с ценами на билеты до Москвы! Вы же говорите о патриотизме. В чем он выражается? Теперь ребята пойдут против тех, кто выходил на Болотную, обвиняя их в непатриотизме?

— Забудьте о Болотной, это миф. Да, некоторые настроения у людей остались, но это был выход по случаю. Были выборы.

Если же говорить о патриотизме, то мы как федеральное агентство при наборе очевидных характеристик — любовь к родине и т.д. — стараемся добавить такую важную вещь, как рассмотрение патриотизма через конкурентоспособность.

Человек — составная часть страны, единой корпорации. Чем конкурентоспособнее каждый из нас, чем увереннее чувствует себя в глобальной конкуренции в отношении сверстников и специалистов по всему миру, тем сильнее страна. Чем больше человек конкурентоспособен, тем выше вероятность, что он произведет, создаст, продаст что-то интересное, и тем больший он патриот.

Тот, кто занимается своим делом, зарабатывает деньги, реализует себя, трудоустраивает других людей, — он и есть патриот. А людей, которые размахивают флагами, не работают и кричат «бей врагов, спасай Россию», я бы патриотами не назвал.

Можно зарабатывать, а не собирать

— Подмечают, что новое поколение по взглядам скорее социал-демократическое, больше выступает за справедливость. Вы видите это?

— Я обратил внимание на другое: последние пять-семь лет в России укореняются традиционные ценности. По себе знаю, у меня большая семья, и я стал более традиционен. Кстати, количество многодетных семей в стране растет, и это тоже говорит в пользу подобных ориентиров. К ним добавляется консервативная идеология: предпринимательский дух, опора на свои силы. В 1990-е быть предпринимателем было немодно.

— Что вы говорите…

— Да. Зарабатывать деньги было немодно. Модно было деньги собирать. То есть быть бандитом. Сейчас к этому совершенно другое отношение. Вижу, как ежегодно к нам приходят тысячи молодых людей, которым мы помогаем учиться и развиваться. Когда человек рассчитывает на себя, он и с государством выстраивает партнерские отношения: чего-то ждет от него, но и сам готов давать.

Вложил — построил деревню

— Еще немодно стало выражать симпатию западному миру, мы ж сами с усами. Однако есть опасность: если это немодно, то вроде как можно и не знать, как там устроен порядок вещей, как работают общественные и политические институты. Провести отпуск — это по кайфу. Отдохнули и забыли.

— В 1990-е оттуда шел поток ярких образов, которых здесь не существовало. И мы, как туземцы, столпившись у красивой витрины, большими глазами смотрели на Запад. Но теперь и здесь есть своя витрина. Москва, наверное, самый яркий и энергичный город Европы. А там с нулевых годов витрина стала ветшать. Я много общаюсь с иностранцами, они сами говорят о себе все с меньшим восторгом.

Теперь люди находят себя здесь. Развивают бизнес, благоустраивают территорию, землю. Неделю назад я был в Ярославской области. Человек потратил свои средства и возродил деревню, сделав из нее гостиничный комплекс. Сейчас зарабатывает деньги, и ему это по кайфу. Можно было представить такое в 1990-е? У него, во-первых, не получилось бы, во-вторых, его сочли бы сумасшедшим.

— Теперь нужно посмотреть, не спалят ли эту деревеньку жители соседних деревенек. Так просто, от зависти…

— Неважно, заново отстроит. Да и нет там соседних деревень, все уехали Или вот проект Бориса Акимова LavkaLavka — продукты местного фермерства. Пошел бы он в 1990-е? Нет! Потому что тогда всем нужна была иностранная эмблема, даже воду свою не готовы были пить. А сейчас товары местных фермеров пользуются колоссальным спросом, богатые, успешные люди их с удовольствием покупают.

— При этом вы говорите: люди требуют партнерских отношений с государством. Само государство к ним готово?

— Вся наша работа строится только так. Проекты реализуются совместно, просто так мы поддержку не даем, есть конкурсы, рейтинги. Докажете, что вы лучшие, — получите поддержку и развивайтесь дальше.

Ситуации другого ведомства

— У вас складывается оптимистичная картина. Между тем, по статистике, Россия держит первые места в мире по числу самоубийств в возрастной группе до 35–40 лет. И, как говорят, в том числе потому, что молодежь не видит смыслов.

— Знаете, ничего не могу сказать, сами пытаемся разобраться в этом. Как мне говорят эксперты, самоубийство — это наиболее критичное проявление для человека, оказавшегося в трудной жизненной ситуации. Не справился — покончил с собой К сожалению, из-за недофинансирования агентство не реализует системных мероприятий в отношении этих групп. Сегодня у нас ноль денег и сотрудников. Должны появиться в апреле.

«Наш» Белоконев

Сергей Белоконев родился в 1977 году в Курской области в поселке с говорящим названием Свобода. В 2001–2003 годах руководил петербургским отделением движения «Идущие вместе», с 2004 по 2007 год был секретарем совета движения «Наши», также в 2007 году стал членом избирательного штаба «Единой России», был избран депутатом Госдумы по списку «Единой России» (региональная группа, Смоленская область). В конце 2011 года был назначен замруководителя Федерального агентства по делам молодежи, с июня 2012 года возглавил агентство, сменив на этом посту Василия Якеменко. Женат, имеет троих детей.

— Почему в апреле?

— Поручение президента. Есть положение, которое будет расширено, там прописано, чем должно заниматься агентство. В том числе, скажем, нужно вести и поддерживать реестры всероссийских молодежных организаций. Сегодня таковых восемь, может, станет больше. Мы будем поддерживать активизм. Чтобы молодежь не была пассивной, чтобы молодые люди создавали себе повестку, чего-то организовывали, куда-то шли. Мы не вмешиваемся в их деятельность, просто обеспечиваем поддержку. Второе направление — молодые люди в трудных жизненных ситуациях.

— Ну вот есть Евгений Ройзман. Помогите ему.

— Я знаю, что, например, ребята в Ставрополе занимаются наркоманами гораздо больше, их опыт тоже интересен. Мне не очень понятны люди, которые пытаются на своей деятельности делать пиар, а о самом человеке становится известно по его публичной активности.

— Если это success story, история успеха, почему бы ему не стать известным?

— Я знаю о его политической борьбе, а политикой мы не занимаемся. Мы занимаемся success stories. И моя задача — сделать так, чтобы их стало больше. Кроме того, Ройзману больше 30 лет, он уже не проходит по возрасту. Теми, кому за 30, занимаются другие…

— …органы?

— Это ваше слово! Ведомства. В том числе Министерство образования и науки, чей бюджет намного больше.

Они пошли в дело

— Вы упомянули Болотную. Создается впечатление, что государство, впервые в новейшей истории столкнувшись с социальной активностью молодежи, немного испугалось и решило канализировать ее в более мирные цели. Тут же возникла необходимость заниматься здоровым образом жизни, спортивными клубами и т.д. Опровергните меня.

— Опровергаю. В 2004 году, когда, кстати, мне еще не было 30, я был одним из инициаторов молодежного движения, название которого вы прекрасно знаете. Оно объединило тысячи социально активных ребят. Кстати, тогда молодых людей было намного больше, чем сегодня, и больше, чем будет завтра.

— Почему завтра их не будет больше?

— Статистика: 90-е годы — демографическая яма. Так вот тогда все было более заряжено; затем ребята пошли в бизнес, в политику. Они пошли в дело. Поэтому я бы поспорил относительно тех, кто вышел на Болотную. Средний возраст все же был около 30. Возможно, это часть той аудитории, которые еще в середине 2000-х пошли в белые воротнички, влились в креативный класс, но до сего момента не сказали чего-то своего. Мы, которые тогда пришли, востребованы государством, и мы сейчас здесь. Они тогда не пошли, а сейчас в них что-то проснулось, дескать, мы тоже должны порулить. И вышли на Болотную.

Хрюши и хамы

— Людям практически не оставлено других средств выражения недовольства, кроме улицы. Как еще сегодня, например, студентам выразить свой протест или даже просто несогласие?

— Пусть идут в партию.

— Да не хотят они в партию! Далеко не все, кто хочет выразить протест, отождествляют жизнь с политикой. Люди просто хотят возвысить голос и быть услышанными.

— Пусть тогда создают клубы, формируют сообщества. Есть интернет, СМИ, наконец. Пусть к вам идут.

Я вот сталкиваюсь с другой проблемой: страдает куча людей, которая выступает на стороне общества и государства. Знаете проект «Хрюши против»? Они в Питере пытаются закрыть магазин, где продают продукты с просроченным сроком годности. И решения есть, и проверки прошли, а магазин не закрывается. Больше того, активистов избивают! Или проект Дмитрия Чугунова «Стопхам» — о тех, кто неправильно паркуется и вообще вызывающе ведет себя на дороге. Вот герои нашего времени, которых надо поддерживать.

— Вы говорили о конкурентоспособности. Располагаете ли данными, что происходит с движением молодых людей по городам? Раньше все стремились в Москву–Питер или на Запад. Изменилось ли что-то?

— По моим наблюдениям активный отток из страны был в 1998 году в связи с кризисом. Сам даже думал, может, поехать посмотреть? Сейчас поток из страны уменьшился, но внутри люди продолжают переезжать в крупные города. По-моему, снизился приток в Москву, зато усиливаются перетоки в активные районы. Сегодня регионы уже друг с другом борются за людей. Например, Калуга стаскивает молодежь из соседних областей. Сахалин подтягивает. Раньше оттуда уезжали, а теперь туда едут. Краснодарский край по-прежнему манит. Знаю ребят, которые несколько лет назад уехали в Сочи и прекрасно себя чувствуют. Вообще все города-миллионники притягивают людей. Смотрите, Воронеж недавно стал миллионником. За счет чего? Вряд ли только за счет рождаемости. Там губернатор динамично развивает регион, и народ подтягивается.

Спасатели и скауты

— Хотя вы с гордостью рассказывали про молодежь своего призыва, вашего предшественника на этом посту обвиняли в конъюнктурной игре на стороне власти как раз через разные молодежные организации. У вас есть или будут свои «боевые отряды»?

— Во-первых, я сам являюсь комиссаром «Наших». Это моя биография, мои ценности, мои взгляды на жизнь. И они остаются, хотя я уже шесть лет не влияю на деятельность движения… Буду максимально развивать все восемь всероссийских молодежных организаций и увеличивать тот позитивный эффект, который они дают обществу.

Очень хочу развивать корпус спасателей. Хотел бы, чтобы в каждом регионе была команда, которая помогает в случае чрезвычайной ситуации. Это волонтерство, но рядом с МЧС.

Очень интересны скауты, которые занимаются разными потрясающими историями. Есть молодые экологи, зеленое движение «ЭКА», они, кстати, сейчас претендуют на то, чтобы войти в федеральный реестр. Посадили 5 млн елок. Почему бы их не поддержать?

— А что с «Селигером»?

— Пользовался и будет пользоваться повышенным спросом у молодежи. Это площадка, куда любой молодой человек сможет приехать и получить поддержку своего проекта, собрать образовательную, инвестиционную команду и реализовать себя.

Кумиры — Путин, Жириновский, Навальный, Хаматова Политики и рабочие

Когда молодых людей спросили об их социальном статусе, большинство не смогли ответить. К среднему классу они себя не относят и уверены, что этого класса в России практически не существует. В их глазах общество состоит главным образом из студентов, политиков, рабочих и журналистов (именно в таком порядке, по убывающей). При этом многие думают, что «работник» и «рабочий» — одно и то же.

Таковы результаты исследования, проведенного «Лабораторией Крыштановской». Опрашивали людей в возрасте 17–30 лет, разделенных на четыре группы: студенты гуманитарных вузов, технических, специалисты (с высшим образованием), рабочие (без ВО).

Мониторинг помог составить представление о протестных настроениях молодых людей, их идеологической и социальной идентификации, отношении к власти и ожиданиях.

Теряется молодежь и в политической системе координат. Новое поколение не видит партии, которую могло бы назвать своей. Придерживаясь в основном либерально-демократических взглядов, молодые люди при этом не проявляют ярко выраженных симпатий ни к ЛДПР, ни к «Правому делу», ни к «Яблоку». Более или менее удовлетворены запросы социалистически и коммунистически настроенной молодежи.

Центристам и консерваторам недостаточно «Единой России», а монархисты, анархисты и националисты и вовсе остались без партий. Последние, правда, отчасти склоняются к ЛДПР.

Из-за неудовлетворенного запроса на политику молодежь обвиняет государство в отсутствии идеологии и «осознает потребность в том, чтобы им (молодому поколению) объяснили цели развития страны, нравственные ориентиры, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Однако и навязывание любой идеологии новое поколение не приемлет.

Тем не менее Россия — великая держава, с мнением которой считается весь мир, полагают опрошенные. Страна со славным прошлым, светлым будущим и безрадостным настоящим, которая катится в пропасть и деградирует. И главные проблемы не дураки и дороги, а необузданное воровство и несправедливая бедность, бюрократизм и беспредел чиновников, алкоголизм и наркомания.

В ожидании героя

Оппозиция не тот инструмент, который способен решить проблемы страны. Ее лидеров молодежь не воспринимает как борцов с системой, а считает теми, кто хочет дорваться до власти, чтобы ухватить свой кусок пирога. Это не те личности, которые способны устроить революцию. Да и нет в России предпосылок для народного бунта, уверены опрошенные.

Молодые ждут появления настоящего лидера-героя, безупречно честного и не боящегося идти на смерть. Только такой способен повести их поколение за собой. Но сейчас такой фигуры нет.

Из кадра в сеть

В пятерку кумиров нового поколения из политиков вошли президент Владимир Путин, лидер ЛДПР Владимир Жириновский (в некоторых округах даже обошел президента), бизнесмен Михаил Прохоров, премьер Дмитрий Медведев и оппозиционер Алексей Навальный.

Кумиров-неполитиков возглавили телеведущий Владимир Соловьев, актриса и филантроп Чулпан Хаматова, спортсмен Федор Емельяненко, актеры Иван Ургант и Александр Гордон.

Называли молодые люди и своих родных, но ни один не упомянул ученых, педагогов, людей, спасающих незнакомцев от огня, преступников, не вспомнил исторических личностей.

И хотя, по выводам исследователей, в молодежной среде стало модным клеймить «зомбоящик», героями становятся прежде всего «люди из кадра».

Тех, кто от ТВ уходит в интернет, все больше. Социальные сети становятся основной сферой для обмена информацией. Это, впрочем, понятно и ожидаемо. Но вот что интересно. Под влиянием настроений, набирающих силу в сети, многие молодые люди видят возможность реализовать себя в волонтерстве, помощи другим, альтруизме.

Взять и поделить

Молодежь не понимает, как устроена российская политическая система. Анализ высказываний в ходе исследования показал, что основными задачами власти респонденты считают:

• раздачу субсидий, кредитов и пенсий;

• помощь молодежи при устройстве на работу;

• организацию досуга.

Молодежь не мыслит «ремонта» системы. Политический мир для нее черно-белый. Можно либо гордиться государством, либо презирать все, что делает власть. Метод, которым респонденты предлагают решить проблемы, — сломать систему, поменяв всю власть целиком.