«Общество и вопрос об оружии: культурно-социологический аспект» монографии

«Целесообразность, возможность и содержание реформы оборота гражданского огнестрельного оружия»

Статистика преступности и количества огнестрельного оружия у населения в различных странах хотя и позволяет установить значимые причинно-следственные связи, но не дает неоспоримых оснований для прогноза последствий возможной либерализации оборота огнестрельного оружия в России. В рассмотренных в исследовании странах изменение правового режима оборота оружия оказывало на динамику преступности различное влияние. В данной работе предпринимается попытка взглянуть на природу этих различий с точки зрения особенностей развития общественных систем, прежде всего с учетом исторических и современных особенностей России. При прогнозировании изменений уровня преступности нельзя опираться только на зарубежный опыт, необходимо учитывать влияние специфических для России факторов, которые часто трудно оценить просчитать арифметически.

В научных и околонаучных публикациях апологетов свободного доступа населения к короткоствольному огнестрельному оружию о такого рода факторах часто можно встретить пренебрежительные пассажи или попытки «отмахнуться»: «Представители правоохранительных органов на основании единичных случаев делают вывод о том, что все граждане, имеющие в своей собственности оружие, являются потенциальными преступниками. Делаются попытки введения понятия об «особом менталитете российских граждан, который не допускает утверждения права граждан на владение короткоствольным оружием!». Вам так удобней?». «Менталитет, конечно… умное слово. Но от его употребления мифы о нашей национальной неполноценности… не становятся явью». В данном исследовании авторы ставят цель проанализировать,

так ли мифологичны национальные и ментальные российские особенности и можно ли ими пренебречь при рассмотрении возможностей либерализации оборота огнестрельного оружия?

Оружие является особым предметом материального мира, резко выделяющимся из общего ряда. Связанные с оружием обычаи и традиции накладывают отпечаток на национальную психологию, а национальные и исторические особенности народа находят свое проявление как в форме оружия, так и в способе его применения. Значительное влияние на отношение к оружию оказывает ментальность — глубинный пласт общественного сознания, совокупность коллективных представлений, имплицитно содержащихся в сознании ценностей, моделей поведения и стереотипных реакций, характерных для разных социальных общностей жителей определенного региона. Кроме того, нельзя игнорировать особые традиции и исторические условия: необходимость постоянной самообороны, культ оружия как показателя социального статуса и мужской силы, включение оружия в национальный костюм, специфическое отношение к оружию в некоторых религиозных традициях и т. д. Влияние национальных и религиозных традиций и ментальности на особенности режима ношения оружия в зарубежных странах.

В зарубежных странах государство в ряде случаев учитывает национальные традиции отношения к оружию. Право на ношение оружия закреплено во второй поправке к Конституции США: «Поскольку хорошо организованная милиция необходима для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться». Национальная идея вооружения выражена в пословицах: «Господь Бог создал людей большими и маленькими, сильными и слабыми, а Сэм Кольт уравнял их шансы», «Один человек, один голос, один В Норвегии, Финляндии и Швеции, где традиционно развита охотничья культура, оружие считается естественным и необходимым и потому правительством мало ограничивается. В Италии, где в обществе существует множество различных групп, связанных изнутри клановыми и семейными узами, огнестрельное оружие издавна считалось признаком жизнеспособности члена сообщества, способствующим отстаиванию частных и групповых интересов, в том числе и против государственной системы.

Уникальна ситуация в Швейцарии, где, следуя вековым традициям, конституция закрепляет за каждым гражданином право и обязанность служить в народном ополчении, а это предполагает обязательное владение огнестрельным оружием. В каждом доме грека на острове Крит обязательно хранится оружие, которое человек может никогда не использовать даже в охотничьих целях. По традиции тот, у кого оружия нет, не может считаться мужчиной. Для арабов Йемена и Саудовской Аравии оружие — это не просто инструмент для охоты или войны, это показатель их статуса, власти и богатства. Оружие традиционно используется во время семейных и общественных праздников. В Индии традиции ношения оружия и права на него настолько тесно связаны, что известный политический деятель и проповедник ненасилия Махатма Ганди боролся против запрета британских колониальных властей на ношение индийцами оружия и позднее сделал этот принцип основой национального «оружейного» законодательства. В соседнем Пакистане социальные нормы ряда племен предписывают каждому мужчине иметь оружие, чтобы отстаивать две важнейшие ценности: гостеприимство (защищать гостя) и преданность племени (возможность кровной мести). Аналогичные нормы есть в курдских районах Турции. В Южно-Африканской Республике ношение огнестрельного оружия, по крайней мере с конца XIX в., — необходимая мера для белого населения, отстаивавшего свою независимость, и вполне вписывается в нормы черных племен (государствообразующих для этой страны).

Следует отметить и специфическое отношение к оружию в некоторых религиозных традициях. Так, сикхизм, одна из самобытных религий, возникших в Индии, предписывает своим последователям вообще не расставаться с оружием, и индийское законодательство учитывает специфику вероучения сикхов, вводя для них особый правовой режим ношения оружия. Однако не везде власть следует национальным и религиозным традициям. Так, в Испании каждый мужчина, дороживший своей честью (важнейшим понятием для испанцев), владел оружием и мог купить его у знаменитых на всю Европу мастеров. Однако сейчас правительство жестко ограничивает его ношение, что вызывает протест, в частности, у басков — народа, который фактически организовал свое «государство в государстве». В Великобритании, стране с сильными историческими традициями, право на ношение оружия всегда ревностно охранялось.

Однако в условиях эскалации насилия, роста преступности и увеличения степени ее общественной опасности перед британским обществом стоит дилемма: сохранение традиций владения оружием или обеспечение безопасности личности посредством ограничения его оборота. В странах Латинской Америки, где социальная нестабильность — скорее норма, чем исключение, и где постоянно жителям приходилось отстаивать свою безопасность с оружием в руках, ношение огнестрельного оружия — историческая необходимость. В Бразилии и Мексике, более социально стабильных странах, его ношение, однако, жестко ограничено. В Китае, Республике Корея, Сингапуре и Японии, странах с богатой оружейной культурой, ношение гражданского огнестрельного оружия властями либо запрещено, либо серьезно ограничено. Отдельно отметим случай Японии: межличностные отношения регулируются настолько жестко, что бытовые конфликты там редкость. Вместе с тем страны, где жестко ограничено ношение огнестрельного оружия, могут сделать исключение для отдельных групп: так, тайваньцам в Китае разрешено использовать оружие не только для охоты, но и для церемониальных целей. Отметим также разные предпочтения стран в отношении жесткости режима оборота оружия в зависимости от их климатических или религиозных особенностей. Так, жесткий режим оборота оружия чаще предпочитают вводить южные страны (рис. 1), жители которых отличаются бурным темпераментом, что и делает опасным свободное распространение там оружия.

Рис. 1 Соотношение жесткого и либерального режимов оборота оружия в странах с разными климатическими условиями

Также очевидно, что жесткий режим оборота оружия чаще выбирают традиционно католические страны (то же можно сказать и о православных странах), а либеральный — протестантские, в связи с культом индивидуальных свобод в последних Таким образом, анализ мировой практики показывает, что далеко не во всех странах национальные ментальные особенности считаются мифическими. В то же время сторонники либерализации оборота огнестрельного оружия от ментальных особенностей россиян предлагают в лучшем случае просто «отмахнуться», а в худшем — они объявляются национальной неполноценностью. Такой подход очевидно противоречит опыту многих зарубежных стран. Обосновывая необходимость введения права на свободное приобретение короткоствольного огнестрельного оружия, сторонники этого решения апеллируют прежде всего к опыту некоторых стран Запада. Выше было показано, что и на Западе реакция преступности на либерализацию оборота оружия может быть самой разной. Поэтому целесообразно подробнее проанализировать историческое и современное проявление отношения западных обществ к вопросу об оружии и возможность учета этих примеров применительно к России. Общество и оружие на Западе и в России. После распада Советского Союза в России активно внедряется новая модель государственности. Это либеральнока пи та листическая государственность западного образца. Таким же об разом, «сверху», идет перестройка общественного уклада. Реформаторы стремятся построить в России общество, активно внедряя западные стандарты во все сферы общественной жизни. Права и свободы человека, частная форма собственности провозглашаются высшими ценностями.

Вместе с тем частная форма владения огнестрельным оружием — неотъемлемый атрибут защиты свободы (в либеральном понимании) и частной собственности — осталась за рамками новой конституционной системы. либеральной системе мировоззрения владение огнестрельным оружием признается естественным и неотъемлемым правом. Эта «естественность» сложилась исторически. Так, например, признано, что само становление современного капитализма, для которого была абсолютно необходима экспансия — овладение источниками сырья и рынками сбыта, было сопряжено с длительными крупномасштабными войнами. Войны были связаны с захватом колоний, подавлением или уничтожением местного населения, борьбой между самими колонизаторами за контроль над территориями и рынками, захватом и обращением в рабство больших масс людей в Африке и т. д. Все эти войны стали частью процесса становления общества капиталистической формации. В результате в его мышлении и даже мироощущении силовой способ достижения целей занял важное место. В буржуазном обществе исторически складывается культура насилия, неотъемлемым атрибутом которой является владение оружием. Буржуазию классики социологической мысли называют агентом войны. Именно в буржуазной культуре человек представлен как существо, ведущее «войну всех против всех».

Со временем идея насильственного решения конфликтов трансформируется в ценность конкуренции.

«Война всех против всех» воплощается в ценности индивидуализма и идею атомизированного демократического общества, его функциональный облик — гражданское общество. В настоящее время «культуру насилия» активно пропагандирует телевидение западного общества, делая преступное насилие приемлемым и даже оправданным типом жизни для значительной части населения. Телевидение резко преувеличивает роль насилия в жизни, отдавая ему много эфирного времени, представляя его как эффективное средство решения жизненных проблем. В условиях, когда в жизни акты насилия изолированы, телевидение демонстрирует насилие как систему, что оказывает на психику гораздо большее воздействие, чем реальность. Сегодня это вышло из-под контроля. Запад втягивается в то, что исследователи уже называют «молекулярной гражданской войной» — это множественное и внешне бессмысленное насилие на всех уровнях, от семьи и школы до верхушки государства. При этом отметим, что в настоящий момент в американском обществе постоянно идут ожесточенные дискуссии по поводу адекватности оружейного законодательства, и существуют достаточно многочисленные общественные движения, выступающие за введение запрета на свободную продажу населению короткоствольного оружия. Даже в условиях чрезвычайно высокого уровня преступности треть американских граждан выступает за полный запрет права на владение огнестрельным оружием населением (в конце 1950-х гг. доля выступавших за запрет составляла 60% населения США). Массивные социальные группы и классы — рабочие и крестьяне, составлявшие традиционную основу советского общества, не причисляются социологами к числу «агентов войны». Для них война всегда была бедствием и трагической необходимостью.

В России вообще насилия на протяжении истории было несоизмеримо меньше, чем в Европе. Об этом свидетельствуют, например, такие факты: при самом жестоком царе Иване IV Грозном (1530-1584) в России было казнено от 3 до 4 тысяч человек, а в Англии только при Генрихе VIII (1509-1547) было повешено за «бродяжничество» 72 тысячи согнанных с земли крестьян. Кроме того, русская экспансия принципиально отличалась от европейской, при которой большинство подчиняемых народов либо уничтожалось, либо насильно ассимилировалось. Многие народы добровольно входили в Российскую империю, присоединялись огромные территории, не имеющие собственной государственности, и только в редких случаях завоевывались земли, которые были источником постоянной угрозы для России. В результате было создано уникальное в мировой истории государство. Известный публицист И.Л. Солоневич в работе «Народная монархия» по этому поводу писал следующее: «Империя — это действительно «мир» — настоящая империя. Ибо империя есть сообщество народов, уживающихся вместе. Это есть школа воспитания человеческих чувств, так слабо представленных в человеческой истории. Это есть общность…»

«Русская империя была благом, она заменила и на Кавказе, и в Средней Азии, и в десятках других мест бесконечную и бессмысленную войну всех против всех таким государственным порядком, какого и сейчас нигде в мире больше нет».

Россия в основном вела оборонительные, а не завоевательные войны, именно поэтому война всегда была бедствием для основной массы населения. Культура нашей страны исторически формировалась как коллективистская и общинная, поэтому в ней не могла развиться культура насилия. Отсюда и принципиально иное, сложившееся исторически, отношение к оружию как к атрибуту убийства и жестокости. Безусловно, в России у ряда народов есть свои традиции отношения к оружию и его ношению. У осетин, например, оружие дарят почетным гостям в знак уважения. У адыгов полагается стрелять из оружия на свадьбе. Костюм карачаевцев (черкеска) включает газыри — карманы с мелкими отделениями, в которые вкладывали круглые деревянные или костяные трубочки с заготовленными в них зарядами для огнестрельного оружия. Владение оружием и его публичное ношение являются традицией горцев в Дагестане. В кавказских республиках огнестрельное оружие является предметом своеобразной моды: им украшают настенные ковры. Особо ценится оружие времен Великой Отечественной войны и антикварные иностранные пистолеты. Опрос, проведенный среди сотрудников милиции, постоянно проживающих и работающих на территории республик Северного Кавказа, показал, что огнестрельное оружие имеется в каждой 12-15-й семье, а холодное оружие — почти у каждого мужчины, особенно в горных районах. При этом большинство мужчин, носящих при себе оружие, не имеют намерения его применить, а просто следуют исторической традиции. Меньшая часть допускает возможность применения оружия для самообороны, защиты родственников и друзей. Обязательным было ношение оружия и у русских казаков, которые были расселены по всей территории России: Ростовской и Волгоградской области (Донское казачье войско); Уралу (Уральское казачье войско); Ставропольскому краю, республикам Кабардино-Балкария, Северная Осетия — Алания, Чечня, Дагестан (Терское казачье войско); Краснодарскому краю, республикам Адыгея, Карачаево-Черкесия (Кубанское казачье войско); Оренбургской области (Оренбургское казачье войско); Астраханской области и республике Калмыкия (Астраханское казачье войско); Алтайскому и Красноярскому краю, Кемеровской, Томской и Новосибирской области (Сибирское казачье войско); Забайкальскому краю и республике Бурятия (Забайкальское казачье войско); Амурской области и Хабаровскому краю (Амурское казачье войско); Приморскому краю (Уссурийское казачье войско).

Однако эти традиции касаются лишь малочисленных южных нерусских народов, а также казаков. Кроме того, в советское время население Кавказа в целом полагалось на государство в вопросах обеспечения безопасности и не видело необходимости владеть оружием. Высокая степень урбанизации и существование большой прослойки интеллигенции означали, что советская система имела возможность глубоко проникать в местное общество, что ослабляло традиционную тягу к оружию. Строгое наказание за нелегальное владение оружием также способствовало угасанию этой традиции. В конце 1980-х гг. политические конфликты по поводу этнической идентичности, территорий и выживания создали ощущение того, что оружие необходимо, и тем самым ускорили формирование вооруженных группировок. Отметим в связи с этим, что региональная дифференциация режима оборота гражданского огнестрельного оружия, которую предлагают некоторые эксперты с целью проявления уважения к национальным традициям, не представляется целесообразной, поскольку отсутствие внутренних таможенных границ, активная внутренняя миграция, высокая коррупционность правоохранительных органов и активность «черного» оружейного рынка дает основания прогнозировать взлет вооруженной преступности. Таким образом, для России по историческим причинам не характерны либеральные взгляды в обществе на оружие, в том числе огнестрельное. И речь здесь идет, как показывает анализ, не о национальной ущербности или неполноценности, а об объективных факторах тысячелетней истории развития страны.

Однако, даже если проанализированные исторические и ментальные причины сторонникам либерализации оборота оружия кажутся несерьезными, существуют и современные объективные причины, в силу которых либерализация доступа населения к огнестрельному оружию может привести к негативным последствиям. Одной из самых важных таких причин является глубокий кризис всего российского социума, явившийся следствием коренных изменений общественной и государственной систем. Кризис российского общества. Отражением кризиса российского социума, связанного с модернизацией, понимаемой реформаторами как построение буржуазно-демократического общества западного образца, является не только статистика смертности, рождаемости, показателей преступности, количества самоубийств.

Анализ такого показателя, как социальное самочувствие российского общества — трудно измеримой стороны бытия страны в данный исторический момент, — позволяет социологам констатировать, что российское общество пребывает в тяжелом и болезненном состоянии. Это состояние, не сводимое к доходам или уровню потребления, является едва ли не главным измерителем качества жизни. Социальное самочувствие складывается путем наложения самочувствий десятков миллионов отдельных граждан, которые собраны в общество, т. е. в систему, где самочувствие каждого как-то передается всем остальным. Российское общество живет в атмосфере социального бедствия. Тревожность в обществе является одной из ключевых характеристик его состояния Социологические данные позволяют говорить о социальной напряженности как специфическом состоянии общественного сознания и поведения, восприятия и оценки действительности. Социальная напряженность — одновременно и составляющая, и индикатор социального кризиса. Это состояние неотделимо от эмоциональной тревожности, фиксируемой в опросах общественного мнения. Общественные трансформации оказывают существенное негативное влияние на человека, ухудшают его социальное положение. Социальное самочувствие и настроение в современном российском обществе выступает в качестве показателей результативности проводимых реформ. Низкое социальное самочувствие россиян, характеризующееся беспокойством, тревогой, подавленностью, отражается на восприятии будущего. Оно представлено скорее пессимистично, почти по всем исследованным сферам жизнедеятельности доминируют позиции, связанные с сомнениями в возможности решить социальные проблемы Приведенные данные свидетельствуют о доминировании пессимизма в восприятии будущего россиянами. С этой точки зрения социальное самочувствие детерминировано множеством факторов, прежде всего социального, но вместе с тем и личностного характера.

Существенный вклад в восприятие будущего оказывает снижающийся уровень материального благосостояния населения. Однако, социальный оптимизм или пессимизм личности, даже благополучной в личном жизнеустройстве, сильно зависит от того, насколько совпадают ее идеалы с направленностью общественного развития, с тем, как решаются в стране проблемы равенства-неравенства, социальной справедливости, личной безопасности и т. п. Как отмечают исследователи психологического здоровья общества, переосмысление жизненных целей и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов способствовало утрате привычного образа жизни, потере многими людьми чувства собственного достоинства. Отсюда — тревожная напряженность и развитие «кризиса идентичности личности». Развивается чувство неудовлетворенности, опустошенности, постоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит что-то неладное. Люди видят усиливающуюся жестокость и хамство сильных и с трудом это переносят. Реагируя на изменения в обществе, многие при этом плохо осознают ухудшение своего здоровья, поэтому редко обращаются к врачам.

Кризисное состояние общества и массовый стресс может заставить «подойти к грани» даже психологически здоровых людей.

Все это усиливает психопатический потенциал общества, что является предпосылкой срывов и противоправных действий. Кроме того, состояние общества характеризуется аномией, которая проявляется в условиях перехода от некоторого целостного состояния к фрагментарному Аномия как рассогласование моральной и правовой регуляции в обществе заключается в несоответствии в координатах «цель — средства ее достижения». Навязывание людям определенного стиля поведения и стандарта потребления наталкивается на ограниченность легальных способов их поддержания. В результате это ведет к нарастанию преступных проявлений.

Складывается ситуация, когда действуют несовместимые требования доминирующей культуры. С одной стороны, от человека требуют, чтобы он ориентировал свое поведение в направлении накопления богатства, а с другой — это едва ли возможно (в масштабах страны) сделать институциональным способом. Кроме того, специфика аномии российского общества состоит в его небывалой криминальной насыщенности. В «некризисном» состоянии российское общество всегда имело потенциал сдерживания избыточной криминальной активности. Скажем, в начале 1950-х гг. в сознании людей даже карманная кража воспринималась как чрезвычайное происшествие, чего, естественно, нельзя сказать применительно к нынешним условиям функционирования российского социума. Преступный социальный мир долгое время воспринимался массовым сознанием как сугубо негативный, находился на периферии социальной жизни.

Что касается современной ситуации, то в российских условиях аномия в наибольшей степени реализуется в форме криминализации социума. Сложный социальный феномен не сводится только к увеличению числа зарегистрированных преступлений и лиц, которые их совершили. Криминализация общества — это такая форма аномии, когда исчезает сама возможность различения социально позитивного и негативного поведения, действия. Преступный социальный мир уже не находится на социальной обочине, он на авансцене общественной жизни, оказывает существенное воздействие на все ее грани. Стоит ли говорить, какой вклад в криминализацию общественной жизни вносит современное российское телевидение, признаваемое одним из главных социальных корней современной российской преступности. На российских телеканалах еженедельно выходит более 60 информационных выпусков, посвященных криминальным сюжетам. Тема насилия постоянно присутствует в современных российских фильмах. Кроме того,

американизация телеинформации в России носит агрессивный характер, особенно по таким направлениям, как героизация преступного мира, привитие населению чувства привычности насилия, беспричинной жестокости.

Особенно тревожно то, что потребителями такой продукции становятся несовершеннолетние. Хотя большинство школьников отрицательно относится к демонстрации насилия на экране, в среднем каждый десятый школьник все же охотно назвал среди своих любимых фильмов ленты со сценами жестокого насилия и их жестоких героев-убийц в качестве своих фаворитов, в которых привлекают такие черты, как красота, сила и смелость. Нельзя также не упомянуть и компьютерные игры, которыми увлекаются многие подростки и молодые люди. Исследование 2004 г., проведенное в Таганроге, показало, что почти все компьютерные игры, доступные посетителям компьютерных залов (а в основном это подростки, молодежь до 18 лет), представляли собой интерактивное действие на криминальные, военные, фантастические и спортивные (например, автогонки) темы. В таких условиях мнение экспертов о большой вероятности того, что в случае либерализации оборота короткоствольного огнестрельного оружия общий уровень преступности и смертности резко повысится, существенно и обоснованно. Именно поэтому, рассматривая возможность введения права на свободное владение короткоствольным огнестрельным оружием в современной России, оперировать только ссылками на зарубежный опыт нельзя. Более того, и в западных обществах либерализация оборота оружия вела к позитивным результатам только в контексте иных условий, одним из которых является комплексная профилактика и борьба с криминалом. Таким образом, экономический кризис и аномия социума, отсутствие исторических предпосылок, воплощающихся в ментальности (отсутствие сложившейся культуры насилия), являются российскими особенностями, не позволяющими в настоящее время считать возможной либерализацию доступа к короткоствольному огнестрельному оружию. Но парадокс заключается в том, что «нужно что-то делать».

КОМЕРЦИАЛИЗАЦИЯ МИЛИЦИИ
Государство, которое пошло по пути экстремальных либеральных реформ, перестает быть гарантом безопасности граждан. В пределах государства были упразднены институты их безопасности, действовавшие в СССР. В настоящий момент в России от советской милиции, державшей преступность в узде, почти ничего не осталось, а ей на смену приходит милиция демократическая (вполне закономерно в этом контексте и переименование ее с марта 2011 г. в полицию), которая активно встраивается в рыночные отношения. Включенность сотрудников милиции в рыночные отношения повлекла вполне закономерные изменения в их деятельности. Совокупность этих перемен социологи называют термином «коммерциализация». Коммерциализация привела к освоению работниками милиции новых, несвойственных ранее сотрудникам МВД экономических ролей как внутри, так и за пределами их профессиональной деятельности: наемных работников различных фирм и предприятий, посредников в разрешении деловых конфликтов; предпринимателей, осуществляющих экономическую деятельность с целью получения прибыли; наконец, субъектов криминальной деятельности.

Эти перемены не могли не сказаться на функционировании института милиции: произошло переключение активности ее работников с их прямых должностных обязанностей на получение прибыли за пределами выполнения профессиональных функций.

В результате подобной коммерциализации институт милиции оказался погруженным в систему экономических взаимоотношений с различными партнерами, начиная от уличных торговцев и чиновников разного ранга и заканчивая криминальными авторитетами.

Вторичная деятельность работников милиции в России перестала быть чем-то абсолютно запретным. Более того, она стала фактически легальной. К настоящему времени эта деятельность институционализировалась, приобрела устойчивость, развитые организационные формы и ощутимые масштабы. Некоторые из видов деятельности (охрана, торговля) можно назвать «условно законными». Хотя они и запрещены законом «О милиции», сами по себе, применительно к другим категориям населения, они являются законными. Однако масштаб распространения собственно незаконных способов получения доходов работниками милиции позволяет констатировать откровенно криминальный характер всей структуры в целом Деформация служебных функций милиционеров становится социально опасной. Активная занятость работников милиции коммерческой деятельностью переориентировала милицию как социальный институт с оказания правоохранительных услуг гражданам страны на оказание тех услуг, которые могут быть оплачены. Сложилась система, в которой население в сфере охраны гражданских прав обслуживается по остаточному принципу. Фактически правоохранительные органы обладают внутренней автономией в постсоветской России, не подчиняясь другим структурам государственной власти. Поэтому, усиливая тезис, можно сказать, что личной безопасностью граждан не занят никто. В условиях стремительного (по сравнению с советскими временами) роста всех видов преступности законопослушные граждане практически оказались беззащитны перед любым видом насилия. Необходимо признать также, что и оружие вышло из-под государственного контроля, и преступные элементы не испытывают никаких трудностей с его приобретением, хранением и использованием.

В этих условиях вполне оправдано утверждение, что государство, перестав быть гарантом безопасности граждан и запрещая им ношение огнестрельного оружия, парадоксальным образом выступает своего рода гарантом безопасности преступников. Государство облегчает действия бандитов, выступая в сомнительной роли невольного пособника. Как справедливо отмечают сторонники свободного доступа населения к огнестрельному оружию, «добропорядочные граждане, от защиты которых отказались все государственные институты, были… поставлены лицом к лицу с вооруженными до зубов криминальными элементами. Вооруженному насилию противостоит абсолютная, вызывающая, издевательская безоружность». В этом заключается колоссальное экзистенциальное противоречие, когда строящаяся модель государственного и общественного устройства требует вооружения населения, что невозможно в силу объективных причин и может привести к еще более негативным последствиям.

РЕФОРМА ОБОРОТА ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ В ЗЕРКАЛЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ
Существует ряд специфических обстоятельств, реконструируемых из социологического анализа общественного мнения, которые позволяют прогнозировать возможные последствия либерализации оборота огнестрельного оружия в России, если ее осуществить в ближайшем будущем. Необходимо признать, что законодатели в России нечасто прислушиваются к общественному мнению, однако в отношении анализируемой проблемы без его учета невозможно выстроить соответствующий ценностным критериям анализ. Кроме того, анализ общественного мнения позволяет поставить под сомнение некоторые кажущиеся убедительными доводы сторонников либерализации оружейного законодательства. Анализ общественного мнения свидетельствует, что россиянам чужда психология «вооруженной нации», население не хочет иметь оружие в собственности. Это также связано с сохраняющимися по инерции надеждами на государство в вопросах борьбы с преступностью и обеспечения безопасности. Кроме того, нежелание иметь огнестрельное оружие в собственности может быть связано с отсутствием у большинства россиян навыков обращения с таким оружием. На отсутствие культуры обращения с оружием указывает низкая степень готовности граждан нести ответственность за неправомерное применение оружия.

Только 24% опрошенных осознают возможность наказания за нарушение правил применения оружия в случае его легализации

60% не готовы нести ответственность, 16% затруднились ответить. Пятая часть респондентов отметили, что и физически, и психологически готовы к применению огнестрельного оружия в экстремальной ситуации. Об этом, как правило, говорят мужчины в возрасте 18-35 лет. 10% считают себя психологически способными к применению огнестрельного оружия, 17% не видят необходимости в специальной подготовке и 48% (лица в возрасте 35 лет и старше, в основном женщины) к применению огнестрельного оружия ни физически, ни психологически не готовы. При этом современная молодежь, которая больше, чем старшее поколение, стремится к владению огнестрельным оружием, меньше владеет навыками его использования. В Советском Союзе Вооруженные силы играли гораздо более видную роль в государственной и гражданской жизни, чем в большинстве западных стран. Большинство советских школьников с 15-летнего возраста проходили начальную военную подготовку, призыв лиц мужского пола был практически всеобщим, а студенты высших учебных заведений проходили военную подготовку и становились офицерами запаса. Это способствовало умению обращаться с оружием.

В условиях отсутствия навыков обращения с огнестрельным оружием в случае либерализации его оборота реальной становится опасность резкого увеличения числа несчастных случаев из-за неосторожного обращения с ним. Кроме того, россияне с подозрением относятся к тем, у кого уже есть огнестрельное оружие. Так, два самых популярных ответа на вопрос о том, кто бы стал покупать огнестрельное оружие, если бы в России была разрешена его свободная продажа, — это «преступники» и «богачи». Причем во втором случае («богачи») ответы давались в разных формах, но нередко снабжались комментарием: «только богатые будут покупать — оружие дорогое». Эти факторы в совокупности обусловливают отрицательное отношение россиян к идее свободной продажи оружия населению (рис. 2).

Рис. 2 Отношение граждан к либерализации оборота короткоствольного огнестрельного оружия

Причем отрицательное отношение у половины населения выражается в категоричной форме. Прослеживается выраженная зависимость отношения к идее свободной продажи оружия от возраста и уровня образования респондентов Примечательно, что идею свободной продажи населению огнестрельного оружия меньше всего поддерживают в Москве, где желание иметь оружие наиболее распространено В ответах жителей Москвы, как представляется, проявляется противоречие между чрезвычайно высоким уровнем преступности в городе и опасениями последствий свободной продажи оружия. Проявление страхов и опасений выражается, с одной стороны, в наименьшей доле поддерживающих идею либерализации, а с другой — в наибольшем распространении некатегоричных отрицаний («скорее не поддерживаю») либерализации. Аналогичные противоречия между желанием иметь оружие и опасениями негативных последствий наблюдаются в большой доле затруднившихся в группе самых материально обеспеченных респондентов.

Материально обеспеченные люди, во-первых, больше других нуждаются в средстве защиты своей собственности, а во-вторых, среди этой социальной группы наибольшее количество сумевших приспособиться к новым условиям и новым ценностям. С этим связана глубинная психологическая опасность либерализации оборота огнестрельного оружия. Она заключается в снятии общественного запрета на убийство ближнего. Во-первых, это ликвидация психологического барьера на убийство в обществе, когда подобный опыт приобретается большим количеством людей. А во-вторых, с учетом уровня коммерциализации и коррумпированности правоохрани