Когда в исправительной колонии зэки, усевшись возле телеэкрана, смотрят какой-нибудь фильм или сериал, в котором попадаются сцены из лагерной жизни, они постоянно поражаются идиотизму создателей этих, с позволения сказать, «шедевров». Многие эпизоды вызывают просто смех.

В одном сериале в лагере проходят регулярно организуемые «блатными» бои без правил, нередко со смертельным исходом, причем все лагерники уже с утра делают ставки. А что же, оперчасть в этом лагере отсутствует, что ли? В другом — начальник колонии держит склонного к побегу зэка в своем гараже на цепи. А когда тот все же сбегает, его стреляют в болоте и даже не считают нужным доставать труп. В третьем — бравый армейский капитан, едва зайдя в камеру СИЗО, требует у находящихся в ней мрачных уголовников сдать ему оружие, после чего каждый, испугавшись, достает огромную заточку, больше похожую на финский нож — такую в СИЗО попробуй спрячь! — и швыряет на пол…

Автору этих заметок всегда было интересно: каким образом, при помощи каких средств выдумывают сценаристы такого рода бредятину? Некоторые источники мне удалось вычислить. Во-первых, используется литература советской эпохи, описывающая быт и нравы криминального мира, причем можно подумать, что эта социальная прослойка не проделала в последние десятилетия никакой эволюции, что в ней заправляют типы образца 1970-х, а то и вовсе какой-нибудь Горбатый из «Места встречи изменить нельзя». Несомненно, используется очень известная когда-то книга диссидента Абрамкина «Как выжить в советской тюрьме». Однако в наши дни реальность в местах лишения свободы весьма далеко ушла от советской, поэтому книга эта безнадежно устарела. Если говорить о лагерном быте в последний период существования СССР, то лучше всего он передан (как полагает автор, сам в ту эпоху не сидевший, но много слышавший от лагерных стариков) в книге Игоря Губермана «Прогулки вокруг барака». Конечно, многие аспекты того бытия остались в чем-то похожими, но в целом все уже совершенно не так.

Какова базисная, социально-экономическая подоплека произошедших изменений? В 1961 году реформой исправительной системы был ликвидирован ГУЛАГ, а все колонии разделены на четыре режима: общий, усиленный, строгий и особый. Целью данного нововведения провозглашалось изолировать «впервые оступившихся» от влияния более опытных преступников и «особо опасных рецидивистов». Но однозначно положительного эффекта эта реформа не имела. Возможно, что в действительности она преследовала другую цель — сломить организовывавшееся в то время «блатными» сопротивление администрации лагерей.

В начале 60-х и вплоть до середины 80-х «блатные» принадлежали в основном к профессиональной преступности, которой в наше время практически нет. Это только во второй половине 80-х ее начала вытеснять порожденная «перестройкой» организованная преступность. В первые же послевоенные десятилетия существовали «профессиональные» корпорации карманников, домушников, «ломщиков чеков» у магазинов «Березка», катал, и т.д. Костяк воровского мира во многом был сформирован беспризорниками военной поры, т.е. личностями с достаточно жесткой структурой. Для продвижения в криминальной иерархии необходимо было иметь ПОНЯТИЕ. Считалось, что «понятие» вообще — оно одно, и оно либо есть, либо нет. Среда профессиональных преступников руководствовалась своеобразно понимаемой «справедливостью» (распространявшейся на «своих», т.е. зэков), и, во всяком случае, пресекала проявления «беспредела». Разделение на режимы привело к тому, что в колониях, где сконцентрировали «первоходов» (впервые осужденных) появился беспредел. Там тоже начинали командовать люди, стремившиеся быть «блатными», но не имевшие «понятия», а потому руководствовавшиеся «понятиями», зачастую ложно понимаемыми. В диких формах это ложное понимание проявляет себя тогда, когда дело касается «законтачки». Согласно бытующим у зэков представлениям, можно «законтачиться» от прикосновения к какому-нибудь «нечистому» предмету или человеку. Поскольку этот аспект лагерного бытия продолжает оставаться весьма опасным для впервые попавших в застенки (как и во времена Абрамкина, в книге которого этот феномен описан как «загашенность»), автор очень подробно остановится на нем впоследствии. Сейчас мы занимаемся более теоретическим рассмотрением эволюции лагерной среды на протяжении последних десятилетий. В наиболее чудовищной форме все это ложное понятие о «законтачке» расцвело среди малолеток, у которых можно «законтачиться» даже от случайно упавшего с верхней нары лобкового волоса (почему у них полагается спать только в плавках), а «законтаченные» обычно сразу отождествляются с «пидорами». К концу 1990-х во многих камерах СИЗО-малолетки сложилась ситуация, когда примерно лишь треть обитателей камеры считалась «порядочными», а остальные две трети — «пидорами». О нравах «малолетки» этого времени мне весьма подробно рассказывал сокамерник-малолетка, которого держали на «взросле» за побег — по прозвищу Васек Пацан, сын олдового московского хиппи Дзен-Баптиста. «Малолетке» и ее «приколам» также уделим в дальнейшем достаточное внимание.

В советское время для зоны главное было — «давать план». «Нерабочих» зон не было в принципе, на каждой было какое-нибудь производство, нередко требовавшее очень высокой квалификации рабсилы (приборостроение и т.п.). Живущий на зоне «мужиком» по масти не работать в принципе не мог — его к этому принуждали и администрация, и «блатные». Не имевший квалификации зэк мог предварительно обучиться в ПТУ. Однако работа отнюдь не была бесплатной, каковой фактически является сейчас. Работающему зэку начислялась нормальная заработная плата, из нее делались предусмотренные законом вычеты (за содержание в колонии и на погашение иска), часть заработанного можно было потратить на отоварке, на подписку на газеты и журналы, на улучшенное (диетическое) питание, а остальное — переводить семье (если таковая имелась) либо накапливать на лицевом счету, получая накопленную сумму при освобождении. Иногда эти суммы могли быть достаточно значительными (см. фильм «Калина красная»). В наши же дни зэки освобождаются с зоны без копейки денег.

Ситуация в зоне зависела от выполнения плана. Как говорят старые зэки, «в советское время все было нельзя, но все было, а сейчас можно все, но ничего нет» (некоторое преувеличение). Например, в начале 1970-х на зонах запретили чай, чтоб зэки, мол, не чифирили. Неоднократно пойманным на приготовлении чифира могли даже добавить в судебном порядке срок. Однако же, если зона план выполняла, чай там был, и за него не трогали. Было и бухло, разные колеса (кодеин, ноксирон), гашиш. А уж если план перевыполнялся, тогда (как рассказывал мне пожилой зэк Анатолий, отсидевший при Союзе в общей сложности 18 лет) главное было выйти с промзоны на своих ногах. Если сам идешь — тебе ничего не скажут, если несут — тогда уже будут проблемы. Работа администрации была сосредоточена на выполнении плана, а возможности наживаться у администрации, естественно, были, но даже и близко не сопоставимые с теми, какие есть сейчас. Все было предельно регламентировано. Положено при выходе в баню выдать трусы, носки, мыло и один бритвенный станок на троих — никуда не денутся, выдадут. Не дай бог, зэкам пайку сахара не дадут — последствия могли быть для администрации весьма серьезными. Проверяющие комиссии обязательно начали бы выяснять, куда девался сахар, а это — вплоть до уголовного дела. Помимо администрации, в выполнении зоной плана были заинтересованы и «блатные» — им тогда тоже сиделось легче. Но самим работать «блатным» было «западло», и сидели они до «звонка», притом в основном по «ямам» да по БУРам. Криминальная идеология предполагала, что задача «мужика» — работать, а задача «блатных» — «страдать за мужика», т.е. воевать с администрацией за его интересы. Можно предположить, что в целом подобная картина все же, действительно, имела место. Также считалось, что «мужик» живет работой, а «блатной» — игрой, и открытое паразитирование на «мужике» никак не предусматривалось. Сбор и расходование «общака» жестко контролировался криминальной иерархией во главе с «ворами», которым не положено было иметь собственности и семьи. Отношение к зэкам, работавшим на администрацию — «козлам» — отличалось нетерпимостью; то же относилось и к «чистоделам», изготовляющим для администрации всякий ширпотреб — они также считались непорядочными. Деление по мастям было предельно жесткое — «за смену масти бьют по пасти». В этом, пожалуй, можно усмотреть какое-то отражение предельной заидеологизированности и бюрократизма советского общества.

Со второй половины 80-х в лагеря начало попадать все больше и больше представителей организованной преступности, взросшей на горбачевском «сухом законе» и движении «кооператоров». Представители старой воровской формации не видели во вновь прибывших бандюках равных себе, называя их «спортсменами-комсомольцами». Бандитская «пехота», действительно в значительной мере состоявшая из выброшенных на произвол судьбы спортсменов, никаким «понятием» не отличалась и сразу проявила склонность к беспределу, придерживаясь лишь формально ранее бытовавшего криминального кодекса и его терминологии. Начавшиеся же неолиберальные реформы не оставили камня на камне от той системы, которая сложилась в лагерях при Советах. Никакого государственного плана теперь не было, а главной задачей администрации лагерей стало «наваривать» любыми способами «бабло», щедро делясь им с вышестоящим начальством, что гарантирует безнаказанность. Как у Остапа Бендера было «четыреста сравнительно честных способов отъема денег», так же и у администрации лагерей этих способов имеется в немеренном избытке. На этом аспекте впоследствии также остановимся подробнее, т.к. предание конкретно практикуемых в лагере способов широкой огласке — эффективнейший (хоть и не вполне безопасный) способ давления на администрацию.

Все «блатные» старой формации, которых и осталось-то, по правде говоря, совсем немного, сидят, надежно спрятанные под замком на «крытых» тюрьмах, и влиять как-то на ситуацию им весьма сложно. Тем временем возникла новая формация уголовных авторитетов, которые помогают администрации вымогать деньги с осужденных, принуждать их к бесплатному труду, расправляться с «жалобщиками» и давить проявления протеста. Эти так называемые «блатные», которые по классической тюремной терминологии должны были бы именоваться «суками», почти поголовно… освобождаются по УДО. Естественно, в прежние годы — советские и первое время постсоветских — подобное было попросту немыслимо.