Как-то раз руководитель российского отделения одной панъевропейской боевой НС-организации сказал мне: «Салман, я во всём соглашаюсь с Исламом. Единственное, с чем я не могу смириться — мне претит называть негра «братом».

Представляемая моим собеседником организация была чётко гитлеристской, ориентированной на эталон НСДАП. Отношение к расовой доктрине люди, смею я судить, заимствовали тоже оттуда. Поэтому какие-либо реляции к теориям духовного расизма — к этому багажу романского фашизма — не были бы уместны. Твёрдые прогермански стоящие расисты относятся к ней, в общем-то, как к очередной «блажи макаронников». Итальянцы — страстный южный народ, разве может он быть флюгером для бойцов крови?

К сожалению, тогда у меня начисто вылетел из головы пример одного из выдающихся расовых теоретиков Третьего Рейха, которому статус создателя расовой доктрины не помешал быть мусульманином. Я надеюсь, мой национал-социалистический друг, несмотря на годы преследований, ты жив, невредим и сейчас читаешь эту заметку. Я посвящаю её тебе…

Человека, о котором мы сообщим, звали Людвиг-Фердинанд Клаусс. Его наследия хватит на несколько наук: психологию, философию, ориенталистику, политологию, педагогику, литературоведение. Он был в той же степени талантливым романистом, представителем немецкой «мужской прозы», в какой и неординарнейшим, отмеченным гениальностью учёным.

Он родился в семье судьи во Фрайбурге в 1892 г., здесь же окончил среднюю школу. Прошёл военную службу в рядах ВМС, мичманом служил в Норвегии. Добровольцем пошёл на флот в разгар Первой мировой. Затем во Фрайбургском университете изучал философию, психоанализ, антропологию, английский язык и скандинавскую мифологию. Был близким учеником основателя феноменологии Эдмунда Гуссерля, работал у него с 1917 по 1921 гг. Также Клаусс находился под влиянием идей Эвальда Банзе, известного географа, который изучал воздействие природных ландшафтов на психологию и экологию разума. С 1920-х годов Клаусс активный участник националистических молодёжных движений, в частности «Союза Орлов и Ястребов», чьи журналы публикуют статьи молодого учёного.

Подобно другому ученику Гуссерля — профессору Мартину Хайдеггеру — Клаусс вступил в НСДАП (1 мая 1933 г.). Успешно продвигался по партийной лестнице, поддерживал Лигу национал-социалистических студентов и вскоре получил лекторскую должность в Берлинском университете (1936 г.). Нет сомнений в том, что он был убеждённым, пламенным нацистом и руководствовался соображениями идейного долга, а не карьеризмом. В 1935 г. он женится вторым браком на дочери прославленного прусского офицера. Первый брак был недолговечен, продлился всего год и был заключён с дочкой университетского профессора.

Как учёный, полиглот и искатель приключений Клаусс исколесил немало стран Востока и Запада, то тут, то там проводя полевые исследования. В 1927 г. он отправляется в Дамаск, затем в подмандатный Иерусалим. Ещё позже — в Трансиорданскую пустыню. Наблюдая собственными глазами за произволом британцев и наплывом первых сионистов в Святой Город, Клаусс делается решительным ненавистником сионизма и культурной экспансии Запада на Восток. Для немцев он становится чем-то вроде своего Генона, сторонника идентаризма восточных цивилизаций.

В отличие от некоторых других германских расологов, высокомерно судивших о народах и племенах, сидя в колониальных гостиницах где-нибудь в Намибии, Клаусс изучал материал методом «полного погружения». Исследуя арабских номадов (бедуинов), он одевался как бедуин, ел вместе с бедуинами, жестикулировал, как они, спал в их шатрах и вместе с ними участвовал в их быте: кочевье, военных походах, праздниках. Клаусс считал, что соль расы — это не её городские, оседлые представители, а именно дикие, первозданные кочевники, и «изучать природу вещей необходимо в условиях самой природы». В образе жизни бедуинов он усматривал истинное воплощение арабизма, арабского национального духа и расовой энергетики. Что, собственно, так и есть, признано арабами и санкционировано соответствующими положениями мусульманства.

На эти годы — 1920-е, когда он жил в Трансиордании — приходится обращение Людвига-Фердинанда в Ислам. Он берёт себе духовное имя Мухаммад Фарид аль-Альмани, что значит Мухаммад Фарид Германский. В немецком научном сообществе за ним закрепляется типичная для пропитанного ориентальным романтизмом Запада того времени гипербола — Шейх Германских Бедуинов. За таким титулом и вышла его книга полевых заметок «Как бедуин среди бедуинов», вызвавшая фурор среди антропологов и семитологов. Когда перевод этого труда увидел Ближний Восток, он самым положительным образом повлиял на имидж немцев в большом Арабистане.

Что удивительно, но пройдя дорогой «полного погружения» самый жёсткий, дикий, неустроенный бедуинский быт, «став арабом больше, чем большинство арабов», Клаусс пришёл к совершенно неожиданным выводам. Вместо того, чтобы сломаться и превратиться в, действительно, инкультурированного «немецкого бедуина», он разработал доктрину Rassenseelenkunde — науку расовой психологии, или психоантропологию. За создание одной только психоантропологии имя Людфига-Фердинанда Клаусса никогда не получится вычеркнуть из интеллектуальной истории человечества, как бы кому не нравились его политические или религиозные предпочтения. С ней он вернулся обратно на родину. Оснащённый ею, Мухаммад Клаусс потребовал радикальной духовно-расовой чистки немецкого общества, отказа от несвойственных нордической расе напластований и силой возвращения нации к нордизму.

Содержание доктрины Клаусса крайне важно уяснить тем, кто наивно полагает, что расологическая мысль в Третьем Рейхе сводилась к одному только вульгарному расизму крови и почвы. Клаусс, которого и в Рейхе, и сейчас однозначно считают если не первым, то вторым (после Ганса Гюнтера) по значимости и популярности расовым теоретиком гитлеризма, писал: «С точки зрения психологии под расой мы понимаем не хаотический набор «свойств» или «признаков», а общий стиль переживания, определяющий цельность характера»» (цитата приводится у отечественного расолога Б. Авдеева в работе «Биологическая основа нордического мировоззрения»).

Важно отметить, что Клаусс не отрицал наголо любые взаимосвязи между физическими детерминатами и расовым духом. Он лишь резко выступил против сведения расы — сложного и богатого явления — к банальной генетике и евгенике. В этом, надо сказать, учёный руководствовался вовсе не абстрактными соображениями гуманизма или любви к другим народам. Как бы ни было соблазнительно для кого-то так считать, но это не так. Правда в том, что Клаусс разделял определённые этические настроения в науке и считал, что зоология занимается животными, а не людьми. А отношение к человеку как к генетическому существу и не более того — удел узколобого зоологизма, категорически недопустимого в науках, где центральным объектом становится антропос, проблематика человека. В каком-то смысле Клаусс относился к научно-философскому лагерю гумано-центристов и органицистов Рейха, с которым конкурировали приверженцы механицистского подхода, технократы и социо-инженеры. Да, такая борьба всё же велась…

Зоологические расовые теории Клаусс оценивал не иначе, как научную диверсию коммунистов против будущего нацистской науки. По его мнению, Третий Рейх должен был стать истинно духовной империей, а не вместилищем социал-дарвинистских предрассудков, лишь эмалированных благородными лозунгами. А расовый материализм для него был неизменно всё тем же резервуаром заблуждений Дарвина, в которых человеку отводилось место всего-навсего более совершенного животного. Поэтому книги Клаусса изобилуют описаниями и рассуждениями о физиогномике и мимесисе различных рас, но не о черепах и группах крови их представителей. Мимика, жестикуляция, эмоции — всё это больше, полнее и лучше отражает движение такой пластичной материи, как раса, нежели статичные и часто случайные детали животного свойства.

В отличие от других расовых теоретиков Третьего Рейха, Клаусс считал невозможным создать объективную иерархию рас. В книге «Раса и духа. Смысл телесных форм» (доступна на русском языке) он писал: «Каждая раса имеет высшую ценность в себе самой. Каждая раса носит в себе самой свою традицию и свой масштаб ценностей, которые нельзя измерять масштабом другой расы. Противно здравому смыслу и ненаучно смотреть на средиземноморскую расу глазами нордической расы и оценивать ее по нордической шкале ценностей, равно как и наоборот. В практической жизни это постоянно случается и неизбежно, в науке же это совершенно нелогично. О ценности человеческой расы «объективно» мог бы судить лишь человек, стоящий над расами. Но такого человека нет: быть человеком — значит быть расово обусловленным. Может быть, Бог знает, какие места занимают расы по рангу, мы не знаем».

Совершенно очевидно, что подобный подход роднил Клаусса со школой «духовного расизма», разработанной бароном Юлиусом Эволой и рядом итальянских учёных. Эвола весьма высоко оценивал разработки германского коллеги, опирался на них в построении расовой доктрины для Фашистской Италии и считал их, таким образом, комплиментарными своей философии расы и духа. Вот, что пишет барон в сочинении «Раса как революционная идея»: «Расизмом второго уровня называется теория душевных рас и типология расовых душ. Этот расизм выявляет первичные, несводимые элементы, которые действуют изнутри, так что группы лиц ведут определенный образ жизни и отличаются определенным стилем действий, мыслей и чувств. <…> Мы можем считать «теорию расовых душ» или психоантропологию Л. Клаусса расизмом второго уровня. Он подчеркивал необходимость такого рода исследований на убедительных примерах. <…> Возможность понимания, подлинная солидарность могут существовать только при общности душевной расы».

К прискорбию, подобное не вызывало сочувствия у властителя дум, министра и идеолога — могущественного Альфреда Розенберга. Розенберг, незаурядный философ, автор умнейшей книги «Миф ХХ века», был, несомненно, выдающийся мыслитель, но он, увы, не обладал ни малейшей интеллектуальной гибкостью в вопросах расологии. Он был из фанатиков расовой идеи, понятой и выраженной в исключительно материалистических характеристиках. В случае персонально Розенберга оное нимало не вредило его уму, но в условиях кипучей борьбы расологических идей, конечно, изрядно обедняло расовую мысль нацистской Германии.

Можно смело утверждать, что по линии противостояния «Клаусс-Розенберг» и вызревала сперва академическая, а затем и геополитическая катастрофа Третьего Рейха. Розенберг и руководитель Расово-политического управления НСДАП Вальтер Гросс, пользуясь находящейся в их руках административно-пропагандистской машиной, начали травлю Людвига-Фердинанда Клаусса. Он попал в опалу за «неортодоксальные взгляды», ибо комплекс идей, моральных установок и поведенческих реакций, которые мы называем «нордическими», были для Клаусса синонимом благородного и возвышенного, которое могло встретиться и в южных широтах, и даже среди семитов.

Клаусс — прозванный самими функционерами НСДАП «послом Третьего Рейха к арабам» — как никто другой в гитлеровской Германии знал психологию арабо-семитов и имел веские основания восхищаться их мужеством, чистотой нравов, благородством, преданностью Традиции, воинственностью. Иным словом, всем тем, что под видом нордизма пыталась взрастить в своих гражданах верхушка Третьего Рейха. Полюбивший и принявший всем сердцем аскетичный, первобытный быт бедуинов Мухаммад Клаусс не мог по распоряжению свыше, из-за личных антипатий Фюрера и розенбергов-гроссов начать считать своих духовных собратьев ничтожной расой унтерменшей.

Также следует сказать, что тезис Вальтера Гросса о «неортодоксальности» взглядов Клаусса в известной степени условен и даже лукав. К моменту начала противостояния идей «линии Розенберга» и «линии Клаусса» в велико-германской расологии ещё не сложилось никакой ортодоксии. Имело место активное обсуждение различных концепций расы и находилось немало сторонников «духовного расизма». В условиях чистой конкуренции идей всё могло сложиться в Германии иначе, как минимум, по итальянскому сценарию.

Однако разница в ресурсах и контингенте приверженцев той или иной линии сделала своё дело. Победила линия Розенберга, за которой стояли видные члены Партии, Геббельс, СС и прочие структуры, с которыми было чревато спорить. Линия же Клаусса была представлена философами, ориенталистами, профессурой и прочей академической публикой, имевшей подчинённое положение в нацистском обществе и слабо влиявшей на официальную агитацию. В споре интеллектуального бомонда и чиновников с неизбежностью выигрывают последние.

Нет, Клаусс не перестал публиковаться и его не сделали персоной нон грата на конференциях и симпозиумах. По-прежнему его многочисленные статьи печатались где только можно, а книги выходили большими тиражами и пользовались неутихающим спросом. Просто истеблишментом НСДАП была начисто отметена его школа, а за основу кристаллизировавшейся к тому времени расовой политики Рейха были взяты биологические концепты расы. Гитлер поставил задачу «окончательно решить еврейский вопрос» (по иронии судьбы, ответственный за это человек — д-р Адольф Эйхман — тоже принял Ислам). А потому не оставалось места для обоснования человечности евреев и тем более признания за ними какой-либо возможности обладать нордическими повадками.

Прошла ещё пара лет и Германия ввязалась во Вторую мировую войну. Идеи Клаусса стали не просто несвоевременными или политически неблагонадёжными, они стали опасными. В 1942 г. по инициативе рейхсляйтера Альфреда Розенберга (который уже год как занимал пост шефа в Имперском министерстве оккупированных восточных территорий) травля Клаусса началась по новому, усилившему обороты, кругу. Из доктрины Клаусса неизбежно следовал вывод о том, что и славяне могут обладать нордическими душами, а это никак не вязалось ни с патологической русофобией Гитлера, ни с оперативной политикой Розенберга на захваченных территориях СССР.

Против Клаусса возбудили судебное разбирательство, где ему припомнили, что ассистенткой у него работала Маргарет Ланде, еврейка. Это так, но само по себе это ещё не было преступлением, хотя тогда уже действовали Нюрнбергские расовые законы. К счастью, обвинителям не было известно, что в конце 1930-х Клаусс укрывал Маргарет от лап Гестапо в своём имении в окрестностях Берлина. Рискуя собственной жизнью и репутацией, он оборудовал тайную часть дома, начинавшуюся за детской комнатой под убежище для этой еврейки. На улицах свирепствовали погромы, а с Ланде они знались и были дружны ещё в пору обучения во Фрайбурге. Клаусс, пестовавший в себе бедуинское отношение к другу как к святыне, не мог предать Ланде, даже будучи самого скверного политического и человеческого мнения о евреях.

Затем его исключили из рядов НСДАП и лишили места в университете им. Фридриха Великого. Клаусс попал под репрессивный каток, затронувший многих учёных в пору «тотальной мобилизации» Рейха. Но от трагического финала его спасло личное вмешательство Генриха Гиммлера. Глава СС, которому хотя бы в силу участия в оккультном Чёрном Ордене и «Анненербе» пристало щепетильно относиться к духовным нюансам, нескрываемо симпатизировал д-ру Клауссу и его научным изысканиям. В своём гневливом письме Мартину Борману, начальнику Партийной канцелярии НСДАП, Гиммлер обрушивался на «партийных плебеев», гнобящих великого учёного. От греха подальше Клаусса отправили с научной экспедицией на Балканы, где он переждал спад волны чисток и охоты на ведьм.

Далее в судьбе Клаусса начинает прослеживаться след ещё одного доброжелателя. Дело в том, что у себя в стране Клаусс зарекомендовался не только в качестве «профанного учёного», нужный круг лиц был осведомлен и о его духовной работе, и о мистических воззрениях. Поэтому неудивительно, что пристально следивший за ним генеральный секретарь «Анненербе» Вольфрам Зиверс с большим уважением воспринимал Клаусса и поспешил прийти ему на помощь в трудную минуту. Считается, что, возможно, это он надоумил Гиммлера отправить Клаусса не куда-нибудь, а на Балканы, где как раз начали формироваться мусульманские дивизии СС.

Мухаммад Клаусс вместе с официальным антропологом СС Бруно Бегером был привлечён к особой миссии «Аненербе» по изучению Rassenkampf — расовой борьбы балканских народов. Помимо вопросов прикладной балканистики, группа Клаусса-Бегера предоставила доклад об идеологической близости национал-социализма и мира религиозных верований и культур Ислама. Также Клаусс выступил с рапортом о внутриарабских расово-культурных различиях с рекомендациями о том, какие арабы наиболее симметричны Рейху, а какие наименее. Именно советы Клаусса уберегли Империю от досадной ошибки в ближневосточной политике, когда в интересах идеологической пропаганды в риторике Рейха термин «антисемитское» заменили на «антиеврейское».

Даже на закате Рейха, Клаусс пытался спасти гибнущую державу, в срочном порядке укрепив её мусульманскими пассионариями. Февралём 1945-го датирована его статья «Подготовка операции по привлечению исламских народов», которую он представил Главному управлению СС и в которой настаивал на более деликатных отзывах о семитах в официальной пропаганде, ибо затрагивается расовая гордость арабов — тема крайне деликатная. Существует гипотеза о том, что, если бы Рейх просуществовал чуть дольше и успешнее, благодаря Клауссу интернационал СС разросся бы за счёт новых мусульманских наций, в частности появились бы арабские вооружённые формирования и мир Ислама был бы кооптирован в расовые элиты Рейха.

Таким образом, в составе обросшего загадками общества «Наследие Предков» был, по меньшей мере, один практикующий мусульманин. Не менее взрывной выглядит и новость о том, что именно мусульманин был ответственен за проработку Rassenkampf в Рейхе. Клауссу поручили провести изыскания по расовому регулированию на Балканах и внести практические предложения по усилению духа боснийцев, албанцев и хорват. Авторитетный теоретик принял самое действенное участие в том, что мусульмане Балкан рассматривали как джихад против мирового коммунизма. В каком-то смысле перед ним была поставлена самая ответственная задача — создание в кратчайшие сроки из разносортного балканского мусульманского материала (надо сказать, не самого лучшего качества) сверхрасы воинов — верных мусульманских соратников, о которых так мечтал Фюрер.

Из этого мы делаем умозаключения, говорящие сразу о нескольких важных вещах:

Во-первых, получают дополнительный вес доводы о том, что Фюрер рассматривал мусульман как природных носителей нордизма и считал, что сыроватый нордический элемент в Исламе можно отрегулировать, воспитать и усилить. Иными словами, это обозначало, что метафизика Ислама включалась в орбиту арманизма — духовного остова Рейха — наряду с древнегерманской и скандинавской мифологиями, оккультизмом обществ «Туле», «Вриль» и прочими вещами, которыми нацисты прокачивали немцев, как искомую ими расу мистиков и воинов.

Во-вторых, высшее командование Рейха продемонстрировало в очередной раз мудрость, предпочитая делегировать задачу по расово-психическому усилению мусульман самому мусульманину, а не через навязывание им стандартных методик СС. По этой причине власти дали зелёный свет одному редко упоминаемому начинанию Клаусса. Ему были вверены инспекторские функции в школе имамов Рейха, которую в 1944 г. нацисты открыли в Дрездене для поддержки мусульманских воинов на Балканах и в СССР. Также Клаусс был назначен контроллёром еще одного проекта Рейха, который мог бы стать интеллектуальной бомбой: вместе с Рейнхардом Вальцем они работали над новейшим переводом смыслом Священного Корана на немецкий язык. Вальц, как блестящий лингвист, отвечал за филологическую сторону дела, а Мухаммад Клаусс — за толковательный аппарат (тафсир), которым планировалось сопроводить перевод. Была поставлена задача написать тафсир с позиций национал-социализма, и одно только это даёт обильный повод для спекуляций на тему, как важен был Коран для Третьего Рейха и что мир стоял в пяти минутах от признания Корана одним из священных текстов нацизма.

В-третьих, де-факто идеи Клаусса победили, и война за понимание расовой науки была выиграна. Конклюдентными действиями нацистская верхушка признала правоту Клаусса в деле о духовном расизме и спешно пыталась что-либо изменить. Но изменить что-либо уже не представлялось возможным. На раса-билдинг, требующий даже в тепличных условиях усилий нескольких поколений подопытных, Гиммлер выделил Клауссу абсурдные несколько месяцев. Разумеется, ничего путного с мусульманскими дивизиями СС не вышло, и выйти за такие сроки не могло бы. В ноябре 1944 г. Клаусс представил результаты своего исследования о причинах волнений в боснийской дивизии «Ханджар». Они были честны, смелы, объективны, но неутешительны.

Выше мы говорили о том, что некритическое вооружение материалистическим пониманием расы сыграло зловещую роль в поражении Рейха. Мы подтверждаем сказанное. Фанатизм Розенберга и Гитлера в отношении славян очень рано сыграл с ними самую злую шутку. Когда славянофил Леон Дегрель — этот «духовный сын» Фюрера и лидер бельгийских рексистов — пытался доказать, что отношение к славянам как к недочеловекам есть путь к самоубийству Империи, было уже слишком поздно. Но прислушайся вовремя Фюрер к духовному расизму Клаусса, ситуацию можно было изменить кардинально. Рейх был способен стать конфедеративным государством нордических наций, пока «русские недочеловеки» не низложили его ещё на старте…

Позже, в 1979 г. в Израиле имя Фридриха-Вильгельма Клаусса было внесено на почётную аллею Праведников народов мира. По представлению евреев, праведники (яд ва-шем) — это те из числа гоев, кто удостоится спасения в День Суда за свою помощь сынам Израилевым в минуты гонений. Не скрою, в самом израильском обществе нашлось немало лиц, настроенных враждебно к желанию властей разместить именную стелу Клаусса на почётной аллее. Их недоумение понятно: «Как так, почему разработчика расовой доктрины Третьего Рейха, юдофоба и антисиониста считают праведником в еврейском сионистском государстве?!» Но управленцы Израиля без компромиссов закрыли темы и по поводу юдофобии Клаусса, и по поводу его преданности нацизму. Они постановили: «Людвиг-Фридрих Клаусс достоин находиться на Аллее праведников потому, что его научные достижении сочетались со строгим моральным обликом»*.

В том же году израильский Музей холокоста посвятил Мухаммаду Клауссу отдельную экспозицию. Трудно сказать, какие именно мотивы побудили израильтян к такому признанию Клаусса. Было ли это простое формальное соответствие званию праведника («тот, кто спас хотя бы одного еврея от неумолимой смерти») или изощрённое желание сионистов продемонстрировать кадровую тщетность нацизма. Наличие теоретического юдофоба и расового теоретика-нациста, который в трудный час приходит на помощь еврею — это не слабый козырь для издевательств над Третьим Рейхом.

Разбираться в этом не наша задача. Вне зависимости от отношения израильтян к Клауссу, ему самому пришлось испить все чащи горя после падения Рейха. Он попал в люстрационные списки, везде фигурировал как преступник фашизма, Германия эпохи денацификации как от огня шарахалась одного его имени. Клаусс не пошёл на спешную эмиграцию, не предпочёл скрыться в сельвах Латинской Америки, не опустился до того, чтобы клеймить нацизм и посыпать голову пеплом в публичных покаяниях. Он как был, так и оставался верен нацизму и плану Тысячелетнего Германского Рейха. Долго и изнурительно Клауссу приходилось возвращать себе преподавательскую лицензию. И он всё же был возвращён на всех правах в академическую среду под старость лет. Однако чего это ему стоило… Лишь в 1996 г. имя Людвига-Фридриха Клаусса на родине было полностью реабилитировано. Он по-прежнему постоянно упоминается как «отец германского расизма», но с него посмертно хотя бы сняты подозрения в военных преступлениях режима.