М.МАКСИМОВА: 19:08 в Москве, это программа «Особое мнение», ее ведет Марина Максимова. А свое особое мнение будет сегодня высказывать главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Алексей Алексеевич, добрый вечер.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Добрый вечер, Марин.

М.МАКСИМОВА: Сегодняшнее «Особое мнение» будет особое особое мнение. Почему? Потому что говорить мы будем об одной теме, но большой. Говорить будем о конфликте, который разгорелся между «Новой газетой» и Следственным комитетом в лице Александра Бастрыкина. Вчера стало известно о том, что стороны примирились, люди пожали друг другу руки, конфликт исчерпан. Но при этом к эфиру больше 150 вопросов. Конфликт исчерпан, вопросы остались. Один из основных вопросов из этих 150-ти – «Что это было?» Ну, это, может быть, очень такой, общий вопрос «Что это было?» Вот тут можно начать с вопроса нашего слушателя под ником ССФ: «Вопросы, все-таки, остаются. Был вывоз в лес (имеется в виду журналиста) и угрозы в его адрес? Или этого ничего не было?» Вообще, что было, чего не было в этой истории?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, давайте так. Что я знаю? Дней эдак 6 тому назад, соответственно, где-то числа 7-8-го мне позвонил главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов и сказал, что произошел такой случай, что его журналисту угрожали, что он пытается встретиться с Бастрыкиным, чтобы понять, что случилось, потому что он имел докладную своего заместителя Сергея Михайловича Соколова, и как любой журналист, даже доверяя своим сотрудникам, тем не менее, Дмитрий как главный редактор хотел услышать вторую сторону. И вот он пытается уже несколько дней связаться с Александром Ивановичем, не удается, ему встречу то назначают, то ее отменяют. Не получается. Я ему сказал: «Чего ты от меня хочешь?» Он говорит: «Помоги». Я тоже начал искать Александра Ивановича, потому что это дело-то важное. И у меня тоже ничего не получалось вплоть до 12-го числа, до приема в Кремле. Собственно, я в Кремле там искал Бастрыкина, чтобы встретиться с ним. Я думал, что он будет на приеме как положено и спрашивал министров, там, Сердюкова спросил, видел ли он. На меня так все смотрели: «Тебе зачем? У тебя проблемы?» Я говорю: «У меня нет проблем». Александра Ивановича я спрашивал – не нашли. И это было 12-го числа. И я сказал Диме Муратову, я ему позвонил, сказал: «Ты знаешь, у меня не получается. Ну, так бывает, что даже у меня не получается». И он, видимо понимая, что не удается никак сконтачить, он 13-го числа опубликовал вот это обращение к Бастрыкину – я обращаю внимание наших слушателей, что это было обращение к Бастрыкину с набором вопросов. Мы к этому еще вернемся. Он просил ответить на некоторые вопросы.

Сутки ничего не происходило. К сожалению, не все наши коллеги это опубликовали для того, чтобы Бастрыкину было доложено. Вечером начались пикеты журналистов у Следственного комитета, в том числе и пикеты журналистов «Эха Москвы», они были задержаны, скандал вышел на новую фазу. Я уже вынужден был вмешаться как главный редактор по этому вопросу, пытался понять. Это будет иметь продолжение, безусловно, на каком основании журналисты задержаны. Ну, все это продолжалось и я то ли в эфире, то ли в социальных сетях (не помню) написал о том, что я не понимаю, почему мы не можем связаться ни с Александром Ивановичем Бастрыкиным, который всегда охотно откликается, кстати, на журналистов, и с Владимиром Маркиным, представителем Следственного комитета.

Я это все написал, это передали другие медиа. Я приехал домой и где-то, чтобы мне не собрать, часов в 11, в 23 часа это было 13-го числа, мне позвонил домой Маркин, который сразу Володя мне сказал: «У тебя есть мой телефон». Потом выяснилось, что у него телефон сменился, но это не имеет значения. Или у меня там был записан с одной ошибкой, я не знаю. Ну, в любом случае, я говорю: «Володь, ну вот такая история. Нельзя, чтобы ваш начальник отмалчивался, потому что мы имеем заявление журналиста, очень важное, уже все его принимают за данность как истину в последней инстанции. Я тоже. Поскольку нет другой точки зрения, значит, существует одна».

М.МАКСИМОВА: И обвинение достаточно серьезное.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да. И, собственно, он вывезен из страны, Муратов улетел тоже в отпуск. Я говорю: «Ну, слушай, ну, ты поговори там с начальником, чтобы встретились. Может быть, там какое-то недопонимание». Всяко бывает, да? Всегда смотрю на лучшее.

Значит, это было вечером 13-го, а утром 14-го мне домой позвонил Бастрыкин Александр Иванович. Он позвонил мне, ну, типа по словами «Чего делать-то?»

М.МАКСИМОВА: Это он совета спрашивал?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, да. Ну, важно понимать, что репутация «Эха Москвы» заключается в том во властных кругах, что мы никогда не участвуем в информационных войнах, во всяком случае сознательно. Нас могут использовать, безусловно, и мы можем даже этого не заметить как любое медиа, да? Бывают тонкие информационные войны. Но все прекрасно понимают, что «Эхо Москвы» не участвует ни на чьей стороне в войнах – ни на стороне власти, ни на стороне оппозиции, ни на стороне одной властной группировки против другой властной группировки, ни на стороне одной оппозиционной группировки, на другой оппозиционной группировки. Ну, не интересно, грубо говоря.

Я говорю: «Александр Иванович, ну, для меня-то очевидно. Во-первых, вы должны выйти и сказать, было или не было. А во-вторых, вы должны встретиться с Муратовым, потому что главное – это безопасность журналистов. Потому что когда вы угрожаете журналисту, это значит, ваши подчиненные могут принять эту историю, о которой я знал, имея в виду совещание в Нальчике – она была публична, там было 100 офицеров и еще там было несколько журналистов. Да? То есть и это может повториться как история с Холодовым». Он мне говорит: «С каким Холодовым?» Я говорю: «Как с каким Холодовым?» Он говорит: «Ой!»

М.МАКСИМОВА: Он что, не вспомнил даже?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, он вспомнил там через 3 секунды. Он говорит: «Ой, я про это не подумал». Ну, все уже забыли, кстати, про Холодова, что когда там, якобы, Грачев сказал, что «Ну, слушайте, ну, надо что-то с ним сделать», там нашлись люди, видимо, которые… Дело еще не закрыто. Которые это сделали. Я говорю: «Ну, давайте. Вот, если вы даете мне добро, я попробую найти площадку для встречи вас с главными редакторами, в том числе и под камеры, то есть открытую. И я попробую найти Муратова, потому что я знаю, что он улетел, но попробуем как-то его состыковать». Он мне говорит: «Я готов встретиться с Муратовым когда угодно, где угодно, один на один, в вашем присутствии, в присутствии главных редакторов. Я готов».

М.МАКСИМОВА: А он объяснил, почему раньше он этого не делал?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ты знаешь что? Ну, он объяснил, но его объяснение было в том, что его не было в Москве. И когда я ему сказал про то, что я сказал ему на приеме, он говорит: «Ну, вы же видели, меня даже на приеме не было – я прилетел 12-го поздно вечером, и там пока разбирался».

М.МАКСИМОВА: Сейчас тогда мы прервемся на короткую рекламу и вернемся в студию.

РЕКЛАМА

М.МАКСИМОВА: Программа «Особое мнение» продолжается, это Марина Максимова, особое мнение высказывает главный редактор «Эха» Алексей Венедиктов. Мы прервались на том, что Бастрыкин попросил у вас совета и согласился встретиться с представителями «Новой газеты» и другими главными редакторами.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, и другими главными редакторами, чтобы, наконец… Та-то встреча была один на один, Соколов и Бастрыкин, слово против слова. Мы до сих пор там, в общем… Мы понимаем, что когда 2 человека разговаривают, скажем, мы с тобой, мы же потом, пересказывая этот разговор, естественно, усиливаем одни элементы (каждый из нас, да?). Я попросил его дать мне 10 минут, я позвонил Михаилу Комиссарову, главному редактору или генеральному директору Интерфакса, сказал «Мне нужна нейтральная площадка. Миш, можешь там в 17, в 17:30, в 18?» Надо отдать должное Михаилу Витальевичу, ему потребовалось буквально 7 секунд на то, чтобы взять паузу, потом сказал «Да, я сделаю. Главных редакторов приглашаю я, а Бастрыкина и Муратова обеспечь ты». Нормальный разговор между коллегами. Я сказал: «Хорошо, я обеспечу». Я перезвонил Александру Ивановичу, сказал, что «если вы готовы… Мы не знаем, где Муратов, но все равно вы встретитесь и под камеры, ну, в какой-то части объяснитесь перед главными редакторами, потому что мы все волнуемся, потому что это угроза журналисту». Он сказал: «Хорошо». Здесь был конец истории.

Я поехал на работу. Это было вокруг 10-ти утра. Я поехал на работу, мы стали искать Муратова, у него отключен мобильный, я уже там занервничал, тут уже стали бегать и плакать, потому что я тут стал орать, естественно, как у нас и положено, что там «Звоните в самолет, не знаю, ищите, где он». Мы ему дозвонились. Но ему до нас дозвонился Бастрыкин – это я узнал потом. Александр Иванович первый позвонил Дмитрию Андреевичу. Видимо, там в формально и по телефону были принесены извинения. Потому что когда я уже дозвонился, меня уже соединили, Дима уже брал билет лететь обратно, из Европы. Он уже проходил там регистрацию, я посчитал, что он успевает и всё.

Значит, в этот же день главные редактора, как известно, встречались с министром внутренних дел Колокольцевым. Там мы все переговорили о том, что мы все идем туда. И, собственно, вот. Дальше я позвонил, убедился в том, что Муратов в самолет сел нормально и что встреча будет. И дальше, собственно говоря, произошло то, что видели вы по телевидению, были принесены извинения несколько раз и за разное Александром Ивановичем Бастрыкиным. На моей памяти, это вообще первый случай, когда министерский чиновник публично приносит извинения перед главным редактором – я не упомню этого. Более того, наша задача была в том, чтобы обеспечить безопасность журналиста и не только Сергея Михайловича Соколова, но и вообще журналистов, и вот эта история должна была стать публичной. Почему мы с руководителями телеканалов договорились, что это будет показано? Потому что ретивые подчиненные должны знать, что это совсем не то, о чем они подумали. То есть решалась вот эта локальная задача. И она была решена.

После чего (сразу просто закончить эту тему – потом отвечу на твои вопросы), после чего как обычно мы встречаемся бекграундно, главные редактора с ньюсмейкерами. Естественно, была закрытая часть, где мы, в основном, говорили уже о других делах – об обысках оппозиции, о действиях Следственного комитета, о Кущевке, о Невском экспрессе, о взрывах в метро и в Домодедово каким образом были раскрыты. То есть там было много таких деталей. И, в частности, там я и Марго Симоньян подняли вопрос о такой, казалось бы, мелочи как заграничный паспорт Ксении Собчак. Ну, это было совершенно точно вот такая целевая история. Он говорит: «Ну, например, нарушения». И мы с Марго хором, причем там понятно, что Марго представляет государственный телеканал, а я иную, скажем так, газпромовскую структуру, мы хором сказали: «Вот так». Он сказал: «Этого не может быть». Я говорю: «Ну ладно, Александр Иванович, вы не знали». Он говорит: «Я не знал» — «Да ладно?» Вот тут вот 20 редакторов, мы не поверили. «я не знал» — сегодня вернули паспорт.

Я просто хотел бы обратить внимание, что вот эта закрытая часть – в основном, она была посвящена другому.

М.МАКСИМОВА: Потому что как раз очень много вопросов про это…

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, я подробно не могу сказать.

М.МАКСИМОВА: …Почему не доступно полностью видео?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не, ну так всегда делается. Такие бекграундные встречи – они бывают в разных странах по-разному, но я хочу вам сказать, что там, например, очень активно была Женя Альбац и вы можете спросить Евгению Марковну Альбац, чего там было. У нее там другие ограничения, чем у меня. Но там было замечательно, он говорит ей: «Как вас зовут?» Она говорит: «Евгения Марковна. Но вообще называйте меня Женя». Тут раздался голос: «Клеится». Она говорит: «И вообще почему вы?.. Мы вам запросы присылаем». Он говорит: «Ну давайте, придите к нам на интервью». В общем, она договорилась с ним об интервью для «The New Times». Ну, точно клеилась. Но она так, очень жестко с ним разговаривала. Я думаю, я оставлю ей этот кусок, она сама расскажет о том, что она считала правильным спросить, удовлетворена ли она ответом.

Теперь что касается самой истории, Марин. Да, и еще, после того, когда закончилась эта история, уже совсем в кабинете у Миши Комиссарова, куда мы зашли там с Муратовым и с его сотрудниками перед уходом, в это время Муратов позвонил Соколову и соединил его с Бастрыкиным. И еще три раза (я слышал одну сторону) Бастрыкин принес извинения. Три раза. Уже без камер, без всего, без вот этой распальцовки, которая обычно нам свойственна всем под камерами, да? Вот, он три раза принес ему извинения. Там было 4 человека, которые это слышали.

Поэтому пока Сергея Соколова нет и пока мы не знаем, после того, как он отдышался, что он может рассказать об этом событии, мы знаем это только со слов Бастрыкина и из докладной Соколова.

Значит, моя версия, моя конструкция. Я не знаю, моя конструкция была следующая. Бастрыкин пригласил Соколова в Нальчик на совещание этого комитета. Там же должна была выступать, отчитываться бригада по раскрытию Кущевки, потому что была написана статья, которая обвиняла Бастрыкина в том, что он крышует бандитов. Дальше в этот день одновременно с этим хоронили одного из подчиненных Бастрыкина, убитого следователя. Значит, собственно говоря, день начался с кладбища, как мы знаем, где был и Соколов. После чего было заседание СКР по Северному Кавказу. Мы не можем получить стенограммы, потому что стенограмма находится у газеты «Известия», и на просьбу Жени Альбац дать нам ее полностью (они там были просто), полностью аудиофайл, а не то, что вырезано, нам было сказано «А чего там такого? 30 минут никто слушать не будет». Я сказал: «Я вам гарантирую, что я поставлю по радио, если вы хотите». Это же было открытое? Это же были там журналисты? Ну, мы до сих пор пока это не имеет – я обращаюсь еще раз к коллегам из «Известий». Если вы хотите показать не те огрызки, которые вы опубликовали, только слова Александра Ивановича, а как это все происходило – дайте нам, пожалуйста, мы вам будем благодарны и наши слушатели, если мы получим полную стенограмму. Только, извините, я ее сначала проверю у Бастрыкина и Маркина, да? Потому что, что такое полчаса, когда там было не полчаса, а больше? Вошел-вышел, что называется. Ну, не дали пока.

После чего там произошел этот инцидент. Опять мы про него подробно не знаем, потому что это все огрызки стенограммы. Но за это Бастрыкин тоже извинился несколько раз, что он не мог себя сдержать, что на него давление, семья погибшего сидела… Ну, в общем, понятно, да? И он извинялся-извинялся-извинялся. После чего они улетели одним самолетом. Дальше, вот, представьте себе Внуково, вечер. Кортеж пошел. Кортеж, потому что Бастрыкин – охраняемое лицо, он как директор ФБР практически у нас, да? Идет кортеж, он в одной машине, Соколов в другой, как я понимаю. Может быть, я ошибаюсь и Сергей Михайлович Соколов там внесет коррективы. Кортеж был остановлен Бастрыкиным, чтобы договорить с этим. Они вышли из машин на обочину вот этого внуковского… Представляете, от Внуково в сторону Москвы? Это справа, да? То есть канава, лес, да? Темно. Ну, хотя там светло, но темно, когда там фонари. Это поздний вечер.

Охрана была отослана Бастрыкиным, они ушли. Они вдвоем стояли и вот тут начался вот этот базар.

М.МАКСИМОВА: Не, просто, во-первых, очень странно, в чем необходимость? Почему нельзя доехать или вызвать человека на следующий день?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Значит, Александр Иванович, видимо, решил, что не договорили. Я просто рассказываю. Значит, там было только двое и все публикации насчет того, что у нас есть источники, которые говорят, что Бастрыкин сказал то, а Соколов сказал ему это, они не могут существовать, потому что записи не велось. Кстати, в суд с этим не пойдешь. Понятно. С чем? Слово против слова.

М.МАКСИМОВА: Ну да.

А.ВЕНЕДИКТОВ: И потом, по словам Александра Ивановича, они пожали друг другу руки.

М.МАКСИМОВА: Там в лесу? На обочине?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, вот, в лесу, на обочине. Сели по машинам и разъехались. Соколов Сергей Михайлович это интерпретировал как угрозу, что вполне возможно, особенно то, что было вот на этом заседании, где сидит там 150 офицеров, которые видят как начальник из этого журналиста делает врага. Чисто холодовская история. И мы с Пашей Гусевым как раз об этом говорили, что «смотри, вот один в один». И вот Бастрыкин мне сказал: «Я не подумал еще о том, что это может быть воспринято как вот это». И они разъехались.

На следующий день Соколов пишет, соответственно, заявление о том, что была угроза, вывозится из страны Димой Муратовым, который там уже 6 своих журналистов похоронил. И Дима пишет вот это открытое письмо, причем ищет сначала Бастрыкина. Вот, собственно говоря, такая фабула.

Дальше результат. Главный редактор «Новой газеты» считает, что он обезопасил своего журналиста – это была его цель, это была его главная цель и в этом он прав. В чем задача главного редактора, там, меня, Муратова, не важно? Обеспечить возможность журналистам работать свободно и независимо. Мы – крыша. Вот, главный редактор – это не журналист в этом смысле и не оппозиционный деятель. Вот, его задача – обеспечить работу журналиста, чтобы журналист аудитории рассказывал то, что он видел, слышал, знает, понимает. Вот это работа. И это всё, и больше ничего.

И я считаю, что Дмитрий Муратов сделал все правильно. И я абсолютно солидарен, чтобы было понятно, с Дмитрием Муратовым, который считает вот этот инцидент исчерпанным. И я могу сказать, человек, которого, в общем, скажем, дважды водили, как бы, на расстрел, что те люди, которые водили или отдавали приказы, они потом не извинились. Они потом были в этой студии, они тут жали руки, я им улыбался. Да? Но, к сожалению, одного уже нет, да? К сожалению, я повторяю. А другой еще жив. И, в общем, неприятные были чувства. А еще был третий человек, но это вообще там в чеченскую войну, это вообще не считается. Какие там извинения от начальника охраны Дудаева, да? Но, в принципе, я считаю, что Муратов поступил правильно. Те, кто хочет дальше развивать эту историю, гражданские активисты, другие активисты – ради бога, вперед. Безусловно, надо послушать Сергея Соколова. Мы не знаем реально, как он сейчас оценивает или переоценивает то, что было сказано и на комиссии. Но на комиссии запись есть, мы хотели бы ее получить. И на вечерней дороге. Безусловно, это важно услышать. Если у нас это будет (эта запись), мы ее поставим. Если Сергей Михайлович Соколов придет сюда и готов будет рассказать, как это все было, мы, безусловно, предоставим ему микрофон. В этом наша работа.

Но с точки зрения угрозы для его жизни и деятельности, и для журналиста вообще, для меня тоже этот инцидент исперчен, то есть исчерпан.

М.МАКСИМОВА: Но, тем не менее, ведь, Бастрыкин признал факт своих угроз.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Понимаешь, в чем дело? Тут же появляются сразу слова «Руки оторву», «Голову оторву». Вот, он же таких слов не признавал, да? Что значит «угроз»? Это было восприятие Соколова и восприятие самого Бастрыкина. Да, угрозы, наверное, были. Наверное, они воспринимались на темной дороге ровно так. Возможно, и я бы их воспринимал ровно так. И, возможно, я, главный редактор, если бы ко мне пришел журналист и сказал, что ему просто, условно говоря, угрожает, там я не знаю, какое-то силовое ведомство, у меня первая моя реакция – это взять трубку, позвонить, а параллельно готовить вывоз, если это серьезно. Потом я это буду проверять. Потом. Сначала – безопасность, проверка – потом.

Вот, я хотел бы еще обратить внимание на одну вещь. Бастрыкин с точки зрения Муратова ответил на те вопросы, которые Муратов поставил в письме. И этими ответами Муратов удовлетворился.

И последнее в этой части. Я считаю, что без тех людей, которые публиковали информацию об этом инциденте, которые выходили на пикеты, которые вели эфиры, которые писали в газетах, это было бы невозможно. И до сих пор бы над журналистом и журналистами висело бы понимание этой угрозы. Никакая там посредническая моя деятельность (тоже мне Мартти Ахтисаари, да?) не привела бы ни к чему, если бы давления общественного мнения на власть, на Александра Ивановича Бастрыкина не было бы, да? Ну, не было, тогда все в порядке, никто ничего не говорит. Вот это важно.

М.МАКСИМОВА: Ну, к вопросу о действиях журналистов и освещении этого конфликта мы еще вернемся в эту студию после кратких новостей.

НОВОСТИ

М.МАКСИМОВА: 19:35 в Москве, это программа «Особое мнение», Марина Максимова, особое мнение высказывает Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы».

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я хочу сказать, что я сегодня подписал приказ.

М.МАКСИМОВА: Да, я видела.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, я сегодня подписал приказ по редакции…

М.МАКСИМОВА: Это, наверное, самый краткий приказ.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, самый краткий приказ за 14 лет моего главного редакторства, я написал приказ в связи с действиями журналистов «Эха Москвы» по поддержке и выражению солидарности со своим коллегой из «Новой газеты», приказ состоит из одного слова: «Молодцы». Число, подпись.

М.МАКСИМОВА: Вот тогда прямо встык вопрос от КСВладимира: «Вы, Алексей Алексеевич, плохо поступаете, одобряя выходы на митинг перед СКР женщин (почему-то Владимира Варфоломеева опустили, не важно), женщин вашего коллектива. Это, конечно, не панк-молебен, но Бычкову за решеткой мы не переживем. Не боитесь?»

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я не одобрял выходов моих журналистов. Я считаю, что журналисты, в принципе, участие их в политических акциях – это избыточная история. У них есть микрофон, у них есть перо, у них есть телекамеры. За одним исключением – когда речь идет о солидарности с коллегой по профессии. Здесь журналист имеет право, на мой взгляд, журналист «Эха Москвы» в том числе и на улице выражать свою точку зрения. Я не являюсь поклонником разделения по гендерному принципу. Журналист – это гражданин. Не гражданочка, замечу я, а гражданин. Поэтому поступаю я хорошо или плохо, пусть судят те, в отношении которых я поступаю.

М.МАКСИМОВА: Но тем не менее, в общем, молодцы?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну, молодцы, конечно, потому что без них не добиться было бы решения. Потому что они выходили не за то, что там… Не за «Посадить Бастрыкина», как я понимаю, а за безопасность журналистов. И добились этого.

М.МАКСИМОВА: Но что касается журналистской солидарности, ведь, показали основные телеканалы только уже момент примирения.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М.МАКСИМОВА: Вот это, то, что было в Интерфаксе.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М.МАКСИМОВА: До этого ничего не показывали.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М.МАКСИМОВА: По поводу поступка Бастрыкина от Габора: «Я считаю, что это уникальная развязка обычной для нашей страны ситуации. Обычно все заканчивается Кашиным, Политковской. Бастрыкин, имея такую власть и возможности, не стал давить, а поступил мужественно и по-государственному тем, что именно извинился».

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я, знаете, вот вам что скажу. Это поступок, конечно. Это скорее не извинение, а объяснение. Но я видел, как он концентрировался перед тем, как выйти не на камеры, к главным редакторам. В общем, извиняться всегда неприятно. И мне неприятно. Когда извиняюсь перед вами за то, что делают мои, скажем, журналисты… На «Эхе» есть правило, что извиняется главный редактор – там, за Латынину… Да?

М.МАКСИМОВА: Конечно.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не надо радоваться этому поводу. Ну, правда, я это делаю редко, но метко. На самом деле, это всегда неприятно, это как-то стыдно, обидно. И вот я вам могу сказать, что Александр Иванович Бастрыкин… Мог же он сказать «Все бред». И поди докажи. «Все бред, этого не было». Вот, функция этого интервью в «Известиях», да? «Идите все лесом по обочине».

М.МАКСИМОВА: Ну, тогда остались бы все равно вопросы. Они и сейчас остаются с этой историей в лесу.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Ну и остались вопросы. И чего? Не было этого. Вот, не было этого, всё. То есть разговор был, но разговор был такой, что не угрожал, просто разговаривали. Он сконцентрировался, он пришел. Он извинился… Я не хвалю его за это. Это нормально. У нас, вот, нормально, если человек в запальчивости чего-то крикнет там, да? В запальчивости чего-то крикнет, у нас не принято извиняться – ну, понятно, в запальчивости же. Когда человек извиняется, это целое событие. Это банально и нормально. Если человек чувствует, что он поступил нечестно, неправильно, несправедливо, как угодно (публично), я имею в виду Нальчик, он должен извиниться. Так он извинился не только за Нальчик, но и за дорогу – я же это слышал. Я же это слышал собственными ушами. Поэтому это поступок. И, конечно, поступок Дмитрия Муратова, который протянул ему руку. Потому что безусловно, я абсолютно уверен, что Бастрыкин за это извинение будет критиковаться внутри власти, внутри силового сообщества. Это слабость. В понимание нынешней власти извинение перед журналюгой, да еще какой («Новая газета», которая мочит беспрестанно Кремль и является там организатором всевозможных революций в их понимании, да?) – это слабость. И поэтому вы, Александр Иванович, совершили ошибку, вы дали нам плохой пример, вы показали слабость власти. Я не сомневаюсь, что такой разговор был уже и еще будет.

И с другой стороны, я не сомневаюсь, что поступок Муратова вызовет массу осуждения среди его читателей и его коллег. Он уже и вызвал. Это тех, кто не хоронил своих журналистов. Это их, кстати, право критиковать что Бастрыкина, что Муратова. Но я солидаризируюсь в этом смысле, еще раз повторяю, с Димой Муратовым, потому что это тоже был поступок. Он идет наперекор волне своего… Как это этому кровавому режиму, который угрожает, пожать руку, пожать руку и спасти журналиста? Старая проблема. Проблема в фильме «Пятая печать». Смотрите фильм «Пятая печать» — там все есть.

Но еще раз повторюсь, что эти два поступка – они, конечно, разные, и для меня это очень важно, потому что еще раз повторю, за 20 лет моей работы на «Эхо Москвы», за 22 я не упомню случая… Нет, был один случай, Сергей Кужугетович Шойгу извинился тоже за тон, за слова. Там тоже было, ну, не угроза, но так. Знаешь, как Шойгу может говорить?

М.МАКСИМОВА: Ну да.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Жестко, скажем. Но извинился потом, остыл и извинился. Не публично. Правда, там и разговор был не публичный. А здесь было публично, извинение было публичным. По-моему, это первый раз. Это прецедент.

М.МАКСИМОВА: Теперь что касается… Если эта ситуация, этот конфликт между «Новой газетой» и Бастрыкиным, если он исчерпан, здесь поставлена точка, то…

А.ВЕНЕДИКТОВ: Но это их решение, да? Это решение «Новой газеты» и Бастрыкина.

М.МАКСИМОВА: Да, это их. Но наши слушатели считают, что этот конфликт уже вышел за пределы «Новой газеты» и Бастрыкина. Что если Муратов поставил здесь точку, означает ли, что вообще в этой истории нужно ставить точку? Должно ли быть организовано обществом какое-то расследование, какие-то задачи поставлены? То есть это должно иметь какое-то продолжение?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, это будет иметь продолжение, потому что, скажем, в публичной сфере мы, безусловно, еще не слышали… Да, собственно, мы не слышали Диму Муратова, мы не слышали Александра Бастрыкина, мы не слышали Сергея Соколова. И прежде, чем начинать вот это вот расследование… Хотя, можно и сейчас начинать расследование, потому что можно подать на Соколова за клевету, например. Можно себе представить, что после того, как они извинились, там кто-то умный подумает и скажет: «Слушайте, это, значит, он оклеветал. Значит, надо подавать?» А это уголовка.

М.МАКСИМОВА: Но это Бастрыкин только может подать.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Нет, ну почему? Найдутся ретивые. У нас же есть ретивые. И наоборот, да? Давайте подадим за угрозы – раз он извинился, значит, он признал, да? Вот, если бы не извинился, то и не признал, и подавать нечего. История с Шуваловым, понимаешь? Кто заполнил декларацию, тот и виноват. А кто не заполнил декларацию, тот… И тому подобное.

Я думаю, что, во-первых, сначала надо выслушать Соколова и Бастрыкина, ну и Муратова. Не 20-тью секундами в эфире телеканалов федеральных, а подробно. А дальше делать выводы. Я сказал бы, что у нас слишком мало еще материала, чтобы делать выводы, надо ли что-то делать дальше. Мы со своей стороны только будем предоставлять эфир и освещать события вокруг этой и подобных историй. Вот, собственно, наша работа. А дело слушателей – обращаться к Владимиру Владимировичу Путину, например, и так далее. К Верховному суду, к прокуратуре. Не вопрос.

М.МАКСИМОВА: Означает ли эта история и то, что Бастрыкин в итоге извинился, ну, некую гарантию безопасности теперь журналистам? Что, вот, он погорячился, что он сорвался.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Не, смотри. Он создал угрозу, с моей точки зрения, а-ля Холодов. Вот, своими выступлениями он для своих ретивых подчиненных создал угрозу. Ну, в общем, понятно, что когда известный человек угрожает известному журналисту, да еще с репутацией «Новой газеты», он понимает, что это будет опубликовано, слово против слова, но будет опубликовано. Там как было сказано, можно было просто в чай накрошить известно что какими-то людьми, а не угрожать, министр угрожает журналисту. Поэтому я считаю, что объяснение эмоционального срыва понятно. Другое дело, что он не имел права эмоционально срываться. Он это сказал. Он говорит: «Я не имел права срываться». Помимо извинений там было еще много всяких вот таких слов, что «да, я объясняю, почему я сорвался. Я не имею на это права. Ну, вот, я не имею права и извиняюсь, и так далее». Это все были разговоры. Поэтому… Ну, пусть там те, кто считают иначе, делают иначе. Я думаю, что Муратов, Бастрыкин, Соколов, участники этой истории (я бы сказал, Соколов и Бастрыкин даже), вот они будут поступать так, а другие будут поступать иначе. Чего тут можно сделать? Мы будем это освещать, и то, и другое, и можно без хлеба.

М.МАКСИМОВА: А вообще что-то изменится в отношениях журналистов и Следственного комитета?

А.ВЕНЕДИКТОВ: Я не ответил. Вот, выступая этим, он повысил уровень угрозы для журналистов «Новой газеты» на Кавказе, например, когда выступал там и так далее. Александр Иванович сейчас понизил своим публичным выступлением этот уровень до прежнего уровня. Более того, вполне возможно, что на следующей неделе они снова поедут с Соколовы в Нальчик, и он на той же коллегии просто скажет, что это журналист: «Вот, ребята, имейте в виду, что он – честный журналист, вот я работаю, дам ему интервью и так далее, и так далее». Ну, это личная защита. Я бы ему порекомендовал это. Собственно, я ему это и порекомендовал (Бастрыкину, конечно).

М.МАКСИМОВА: Только на этот раз с видеокамерой желательно.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, да.

М.МАКСИМОВА: И с диктофоном.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Да, да, Марина. Да, Марина, да, да. И наш корреспондент тоже поедет.

Значит, вывод из этой истории… На самом деле, правильно наш слушатель написал: она банальна. Она довольно часто случается. Но не каждый главный редактор делает ее публичным и никто из госчиновников не признает своей вины и ответственности. И в этом смысле это очень важный прецедент, который сейчас покажет реакцию власти на то, что это слабость или сила власти. И я думаю, что многие наши слушатели и наши коллеги это прекрасно понимают.

М.МАКСИМОВА: Будем следить тогда за развитием событий.

А.ВЕНЕДИКТОВ: Безусловно.

М.МАКСИМОВА: Спасибо большое. Это был Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы». Программа «Особое мнение», Марина Максимова, всем до свидания.