70 лет существования в условиях отделения церкви от государства и школы дали невиданный, признанный во всём мире, взлёт образования, искусства, науки, всей культуры и для всех народов Советского Союза. К нам ездили учиться, и было чему. Средняя продолжительность жизни от 32 лет в религиозной царской России поднялась до 70 лет при атеистической Советской власти…
Разную реакцию у российского духовенства вызвали социальные революции 1917 года.
Февральскую буржуазную революцию церковные деятели России встретили не только спокойно — их доходы и положение в обществе никак не были затронуты, — но и где-то даже восторженно. Некоторые служители РПЦ, имевшей статус государственной и служившей главным идеологическим оплотом царизма, осуществляли богослужение с красными бантами на груди, во время которого вели проповеди против царя и монархии. Священный Синод (учреждённый, как известно, в 1721 году Петром Первым вместо патриаршества), возглавляемый в то время митрополитом Владимиром, лишил царя престола и должности главы РПЦ, а также предписал молиться по всей стране о богоданном Временном правительстве.
Временное правительство в рамках буржуазных преобразований выпустило постановления от 20 марта 1917 года «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» и от 17 июля 1917 года «О свободе совести», которые однако не касались способа существования церковных организаций и сохраняли господствующее положение РПЦ по отношению к другим религиозным организациям под тем предлогом, что христианское «православие» являлось религией большинства населения России. Внеисповедное состояние при Временном правительстве по-прежнему не признавалось.
Совсем иная реакция духовенства была на Октябрьскую социалистическую революцию. Это и понятно — эта революция затронула те основы существования церкви, благодаря которым она, выполняя некоторые, несвойственные богослужебной деятельности функции, имела дополнительные привилегии в обществе и доходы.
А действия Советской власти были с точки зрения коммунистической теории и наказов населения вполне определённы. Уже на второй день после революции Второй Всероссийский съезд Советов принял Декрет о земле, согласно которому в общенародную собственность переходили со всем инвентарём и постройками не только помещичьи, но и монастырские и церковные земли, а далее 18 и 19 декабря 1917 ВЦИК и СНК РСФСР издали декреты «О гражданском браке, детях и о введении книг актов гражданского состояния» и «О разводе», которыми от участия в гражданской деятельности церковь отстранялась.
На эти правовые акты тотчас же среагировала РПЦ. Проходивший в то время в Москве Поместный Собор 28 октября объявил о восстановлении Патриархата в РПЦ (что означало провозглашение административной независимости РПЦ от государства) и принял решение об отлучении от церкви всех посягнувших на её «священное имущество», в том числе на землю (запамятовав при этом, что это имущество было нажито христианской церковью за счёт собиравшейся со времён князя Владимира и вплоть до 20 века церковной десятины, а обширные монастырские и церковные владения возникли за счёт хищнического захвата, вкупе с князьями, общинных земель). 18 ноября 1917 года Поместный собор принял постановление «О правовом положении православной церкви», в котором выставлялись требования не только о сохранении всех преимуществ РПЦ, но и о их расширении. Со страниц своих печатных органов, с амвонов РПЦ (формально ещё государственная) обрушила град клеветы на участников Октябрьского вооруженного восстания. В период 1917-1918 годов только Поместным собором и избранным в ноябре 1917 года патриархом Тихоном было обнародовано 16 антисоветских посланий. Многочисленные заговоры духовенства против Советской республики в первые, самые трудные месяцы её существования приняли настолько ожесточённый характер, что революционному правительству пришлось вплотную заняться ответными действиями.
23 января 1918 года был принят Декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», в котором впервые в мировой практике провозглашались равное положение всех религий и равное право каждого гражданина исповедовать любую религию или не исповедовать никакой (в таком виде принцип свободы совести признаётся ныне всем мировым сообществом).
Противодействие духовенства с этого момента любому постановлению Советской власти стало повседневным явлением, служители церкви активно подключились к контрреволюционной деятельности против новой власти.
И что характерно, хотя указанные правовые акты Советской власти в наибольшей мере затрагивали интересы РПЦ, однако и ряд других ранее ущемлённых в правах конфессий заняло после их принятия враждебную по отношению к новой власти позицию.
Например, старообрядческий архиепископ Мелетий выпустил воззвание, призывавшее старообрядцев к сопротивлению.
Католики, на первых порах приветствовавшие Октябрьскую революцию, когда выяснилось, что декреты касаются не только государственной РПЦ, но и всех конфессий, также изменили отношение к Советской власти. В составленной ксендзом Буткевичем и не предназначавшейся для опубликования «Исторической записке об отделении церкви от государства в бывшей России» говорилось о том, что руководство католической Церкви разработало целую систему мер борьбы с декретом, которая должна была осуществляться приходскими советами [Плаксин Р. Ю. Крах церковной контрреволюции 1917-1923 гг. — М., 1968].
Более хитроумную позицию заняла протестантская церковь, которая, не вступая в открытую конфронтацию, но, используя трудное для Советской власти время, выговаривала для себя различные уступки, в частности, по поводу призыва их прихожан в армию, а также по поводу расширения при поддержке зарубежных (главным образом американских) спонсоров своей миссионерской, образовательной и даже экономической деятельности в стране.
Позицию неприятия Советской власти заняло мусульманское духовенство в составе учреждённого в 1917 году Национального управления мусульман Внутренней России и Сибири с центром в г. Уфе. С учётом многочисленности мусульманского населения, особенно во взрывоопасных южных районах страны, и с целью взятия ситуации под контроль, 17 января 1918 году был создан специальный Комиссариат по делам мусульманских народностей при Совнаркоме, руководителем которого был назначен мулла Hyp Вахитов. И в 1919 году после самороспуска указанного Национального управления мусульманское духовенство пошло на признание Советской власти.
Враждебную позицию по отношению к Советской власти заняло иудейское духовенство. В 1918 г. в Москве был созван Общероссийский съезд иудейских общин, на котором единодушно были приняты резолюции против церковной политики Советской власти. В том же году Всеукраинский съезд раввинов в Одессе наложил херем (анафему) на большевиков [Эзрин Г. И. Государство и религия, религиозные организации и политическая структура общества. — М., Политиздат, 1974]. Образованный в Москве еврейский национальный совет также выступил с декларацией, в которой предал анафеме Советскую власть и осудил Декрет об отделении церкви от государства, характеризуя его как гонение на религию. Борьба иудейского духовенства против практического осуществления этого Декрета принимала порой весьма острые формы и развернулась главным образом в 1921-1922 гг., когда на территории бывшей черты оседлости евреев на Украине и в Белоруссии была восстановлена советская власть.
Руководство буддийского духовенства первоначально также поддерживало силы, сопротивлявшиеся Советской власти, что в известной мере объяснялось нестабильной обстановкой в Сибири и на Дальнем Востоке в связи с началом Гражданской войны. Бандидо-хамбо-лама Цыремпилов призывал духовенство «… на деле участвовать в падении власти Советов в Забайкалье…» В начале 1919 года он выезжал в Омск для встречи с Колчаком, получил от него медаль и дар в виде 63000 рублей серебром. Глава тувинских буддистов Лупсан Чамзы также посетил Колчака, и был удостоен ордена «Св. Анны II степени», получил пожертвование в 20000 рублей серебром, моторную лодку и автомобиль. Лама калмыцкого народа Чимит Балданов объявил генералов Алексеева и Деникина «спасителями калмыцкого народа». Однако к концу гражданской войны лидеры буддистов во главе с хамбо-ламой Агваном Доржиевым осознали, что «… в современных условиях сохранение религии возможно только в признании Советской власти, в совместной работе с Советами» [Овчинников В. С. Борьба Коммунистической партии Советского Союза с идеологией ламаизма. //Дисс. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук// — М., 1969].
Но, как уже было сказано, наибольшую враждебность к Советской власти проявила РПЦ, лишившаяся главенствующего положения в духовной жизни российского общества. Не надеясь на чудесное возвращение прежних порядков, она покровительствовала активизации всех антисоветских элементов, а также приводила в боевую готовность собственные силы из монахов и монахинь 550 мужских и 475 женских монастырей, из 50 тысяч священников и 15 тысяч диаконов. С началом интервенции и гражданской войны служители РПЦ создали свои полки «Иисус Христос» и «Пресвятая богородица». На территории, занятой Белой Армией, в 1919 году в Ставрополе было создано Временное высшее церковное управление епархий Юго-востока России, которое в ноябре 1920 года, покинув Россию, начало автономную деятельность среди эмигрантов под эгидой Константинопольского Патриархата, а впоследствии составило основу враждебного Советской власти РПЦ Зарубежья.
В дальнейшем после разгрома интервентов и белогвардейцев часть высшего и приходского духовенства Московского патриархата РПЦ вынуждена была пересмотреть свое отношение к Советской власти. Внутри неё появилась стоящая на стороне Советской власти оппозиция, получившая название «обновленцев», что вынудило патриарха Тихона открыто заявить в 1923 году о своем отказе от антисоветской деятельности.
Середина 1920-х гг. была переломным моментом в хозяйственной и духовной жизни страны. Завершилось восстановление разрушенного в годы гражданской войны и интервенции народного хо¬зяйства. Намечались пути и вырабатывались методы построения первого в мире со¬циалистического общества. Был накоплен и определённый практический опыт регулирования са¬мых различных сторон жизнедеятельности религиозных объединений, их отношений с государственными органами, об-щественными и хозяйственными организа¬циями. С учётом этого Советская власть перешла в это время от политики «военного коммунизма» к политике «мирного сосуществования» и в отношениях с церковью.
Однако сказывался обычный для нового дела недостаток — отсутствие добротной, отвечающей на все возникающие практические вопросы, теории в области трансформации религиозного мировоззрения в материалистическое. В связи с этим политика взаимоотношений власти с церковью во многом строилась методом проб и ошибок, чем в определённой мере можно объяснить порой негладкие отношения между ними и в мирное время. Иногда вместо терпеливого убеждения, зачастую, ещё малограмотных людей применялось поспешное администрирование, выражавшееся в запретах каких-то религиозных мероприятий или закрытии культовых сооружений. Впрочем, последнее нередко провоцировалось подрывной деятельностью чуждых новому строю контрреволюционных элементов, в массовом порядке перебазировавшихся в лоно церковных организаций и маскировавших свою антисоветскую деятельность под религиозную. Так, например, из 1083 служителей культа прибывших в Вятскую губернию в период с 1917 по 1924 годы значилось 20 бывших офицеров, 40 бывших работников земств, 239 купцов и мелких торговцев [Ф. Олещук. Что такое Союз воинствующих безбожников. — М., 1930]. Ответные действия властей естественным образом задевали все церковные организации, поневоле затрагивая интересы всего духовенства и причиняя определённые неудобства мирянам.
Тем не менее, общий вектор взаимоотношений ко второй половине 1920-х годов стал положительным. Наиболее крупные и влия¬тельные религиозные организации провозгласили в своей деятельности курс политической ло¬яльности к Советской власти.
В 1927 году фактический преемник скончавшегося патриарха Тихона митрополит Сергий выступил с декларацией, открыто призвавшей духовенство признать Советскую власть не из страха, а по совести. В таком же духе высказался и Третий съезд буддистов Бурятии, который состоялся в Верхнеудинске 21-24 августа 1928 года, который, в частности, постановил, что «поддержка Советской власти и выполнение принятых ею мероприятий являются священной обязанностью всех буддистов и монашествующих».
Однако часть духовенства РПЦ и после декларации Сергия осталась на позициях вражды к Советской власти. Внутри страны была образована так называемая «катакомбная» церковь, которая продолжала антисоветскую деятельность вплоть до начала 1980-х годов. За рубежом её продолжала вести на всём протяжении существования Советской власти РПЦ Зарубежья.
В условиях наметившегося взаимопонимания началось совершенствование организационно-правовых аспектов взаимодействия советского государства с церковными организациями. 8 апреля 1929 г. Президиум Всероссийского ЦИК принял По¬становление «О религиозных объединениях», которое определяло сферу деятельности, условия образования и функционирования религиозных об¬ществ, совершения обрядов и треб и т. п. Одновременно была образована По¬стоянная комиссия по вопросам культов в составе представителей таких ведомств, как НКВД, Наркомюст, Наркомпрос, ВЦСПС и уполномоченного ОГПУ при СНК РСФСР. Через 5 лет, после накопления опыта, уже при Президиуме ЦИК СССР с теми же задачами была образована общесоюзная Постоянная комиссия по культовым вопросам. Однако в 1938 году, когда стало ясно, что большинство вопросов взаимоотношений с религиозными организациями носит локальный характер, она была упразднена, а все её функции были переданы местным администрациям.
В конце 1920-х — начале 1930-х годов на взаимоотношения Советской власти с церковными организациями начинают оказывать существенное влияние два новых фактора: самозакрытие приходов и «атеизация» населения.
После прекращения в 1918 году субсидирования церкви государством верующие далеко не всегда были готовы тратить собственные деньги на содержание духовенства и храмов. Кроме того, кооперирование труда и налаживание новых социалистических форм жизни, особенно в сельской местности, порождали потребность в помещениях для культурно-просветительной работы, хозяйственных и иных целей. Поэтому население само нередко предлагало и добивалось перепрофилирования церковных зданий под клубы, избы-читальни, общежития, школы, колхозные склады и т. п. Так, например, рабочие и крестьяне села Никологоры Вязниковского уезда Владимирской губернии на общем собрании постановили закрыть Христорождественскую церковь и передать её под клуб. Из 500 присутствующих проголосовали «против» только двое [«Безбожник», 1 января 1929 г. ]. В начале 1930 года 35 тысяч рабочих Тулы подписали заявление с просьбой прекратить колокольный звон, закрыть ряд церквей и передать их под детские и культурно-просветительные учреждения [«Безбожник» 10 марта 1930 г. ]. Подобного рода активность населения признал в то время, в частности, и митрополит Сергий (о чём написали в феврале 1930 г. советские газеты): «Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. Исповедание любой веры в СССР свободно и никакими государственными организациями не преследуется. Действительно, некоторые церкви закрываются, но происходит это не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих».
Конечно же, случались и «перегибы» — не всегда и не везде умели местные органы власти сдерживать зажатую вековым гнётом и выплескивавшую в одночасье на волю энергию социального реванша народных масс и предотвращать неоправданные разрушения культовых сооружений и порчу церковного имущества. Но такие перегибы отнюдь не поощрялись — виновных исключали из партии и даже привлекали к судебной ответственности [«Антирелигиозник», 1930, №6, с.115].
Были и особые случаи сокращения материальной базы церковных организаций. Так, заметный отход от иудейской религии среди еврейского населения, особенно среди молодёжи, произошёл после Гражданской войны в связи с его массовым стихийным переселением из прежних мест компактного проживания в центральные районы страны, преимущественно в крупные города, в которых необходимые культовые сооружения просто отсутствовали.
Другой особый случай был связан с обострением международной обстановки на Дальнем Востоке в 30-е годы, вызванным агрессивными действиями японской военщины. Это отразилось на последователях буддизма — была приостановлена деятельность большого числа монастырей и храмов, попавших в приграничные с Монголией и Китаем районы, что естественно, снизило общий уровень религиозной активности этого вероисповедания в стране.
Что касается «атеизации», то сама правящая коммунистическая партия не предполагала решать мировоззренческие вопросы наскоком. В Программе VIII съезда РКП (б) было записано буквально следующее: «РКП руководствуется убеждением, что лишь осуществление планомерности и сознательности во всей общественно-хозяйственной деятельности масс повлечет за собой полное отмирание религиозных предрассудков. Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду. При этом необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма». Подобная позиция затем была подтверждена на XII (1923 г.) и XIII (1924 г.) съездах РКП.
Рост же «атеизации» населения был связан с отменой изучения «закона божия» в школах, с мероприятиями социалистического государства по ликвидации неграмотности, с негативной контрреволюционной деятельностью духовенства в годы Гражданской войны и эмиграцией части высших и приходских церковнослужителей, а также с антирелигиозной работой органов просвещения и общественных антирелигиозных организаций. Эти факторы неуклонно вели к падению авторитета церковных организаций и росту числа не только переставших верить в бога людей трудоспособного возраста, но и твёрдых атеистов, исчислявшихся уже не единицами (как было в царское время), а уже тысячами и миллионами. Последнее подтверждают следующие цифры. Если в 1926 году в Союзе безбожников (организованном в 1925 году на базе Общества друзей газеты «Безбожник») было только 87 тысяч человек, то в 1931 г. уже в Союзе воинствующих безбожников — 3,5 миллиона [«Антирелигиозник», №7, 1939, с.4].
Как бы там ни было, но по данным переписи 1937 года, в СССР среди лиц в возрасте 16 лет и старше число неверующих составило: 42,2 млн. или 43,3 % от всех выразивших свое отношение к религии [Жиромская В. Б. Религиозность народа в 1937 году. — «Исторический вестник», №5, 2000]. Эти цифры весьма показательны: от поголовной религиозности страна за два десятилетия стала антирелигиозной более чем на четверть (по переписи населения 1937 года в СССР числилось 162 млн. человек).
Несколько изменились показатели религиозности населения за годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Некоторое увеличение соотношения в пользу верующих произошло, прежде всего, из-за людских потерь, приходившихся более всего на долю уже нового «атеистического» поколения, а также вследствие некоторого ослабления антирелигиозной пропаганды — с августа 1941 г. прекратили выходить все антирелигиозные издания и приостановил свою деятельность Союз воинствующих безбожников.
Политику Советского правительства по отношению к религиозным организациям в годы войны отличал большой прагматизм. Не отступая от мировоззренческих принципов (в частности, правительство даже в самый тяжелый период войны не пошло на обнос укрепрайонов «чудотворными иконами»), руководство СССР делало уступки в вопросах деятельности церковных служб внутри страны, но в ответ добивалось от церковных организаций поддержки в вопросах своей внешнеполитической деятельности.
Надо отметить, что с патриотических позиций в это время выступили практически все конфессии внутри страны. Митрополит Сергий выступил в первый же день войны с призывом к верующим христианам о защите Родины от врага. С аналогичным призывом к мусульманскому населению СССР в первые дни войны выступило Центральное духовное управление мусульман. В первые же месяцы войны был образован Еврейский антифашистский комитет. С патриотических позиций в годы войны выступали и буддисты.
В центре внимания правительства, естественно, находились отношения с РПЦ. Они строились таким образом, чтобы относительно лояльная Советской власти и патриотически настроенная РПЦ — нейтрализовала откровенно фашистскую пропаганду своего зарубежного собрата РПЦЗ (тогдашние иерархи которой благословили гитлеровские войска на поход против СССР и поощряли подрывную деятельность в Красной Армии, ставя себе в заслугу наличие большого количества советских военнопленных в первые месяцы войны) и оказывала влияние на белую эмиграцию, а также на население и руководство тех государств, где «православная» христианская религия была либо государственной, либо имела большое влияние на общественную жизнь, а именно: на Румынию, Болгарию, Югославию и Грецию.
В рамках этой политики 4 сентября 1943 года было организовано специальное совещание руководства СССР во главе со Сталиным с иерархами РПЦ. По его результатам РПЦ было разрешено издание собственного журнала, открытие церквей и приобретение у государства транспорта для патриархии. Были также урегулированы вопросы религиозной практики, касающиеся легализации церковного образования, упорядочения налогообложения церковнослужителей, созыва Архиерейских соборов и избрания патриарха.
После смерти И. В. Сталина политика в стране стала характеризоваться известным волюнтаризмом, что по отношению к церкви выражалось в скоропалительных заявлениях о ликвидации «пережитков прошлого» ко времени форсированного построения коммунизма в СССР, который виделся тогда чуть ли не к 1980 году.
В это время (1961 год) не без давления со стороны государства Московский патриархат РПЦ принимает, в общем-то, прогрессивное с точки зрения принципов социалистического общества постановление «О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни» и вносит соответствующее изменение в «Положение об управлении РПЦ». Суть изменений заключалась в том, что для ведения финансовых дел приходов создавался церковный совет в составе старосты, помощника старосты и казначея, избираемых из прихожан. Религиозные общины должны были хранить все поступающие деньги в Госбанке или сберкассах и делать определенные взносы в Фонд мира и Фонд охраны памятников истории и архитектуры. В рамках общей политики регулирования цен в стране от церковных советов требовали снижать цены на свечи. В результате церковные советы отдельных приходов вследствие малых доходов отказывались от «найма» священников, что естественно приводило к прекращению богослужений и закрытию церквей. Подобная практика приходского управления была изменена лишь в 1988 г., когда на волне политики «плюрализма» был принят новый «Устав об управлении Русской Православной Церкви».
В годы «перестройки» (с марта 1985 г.) с её ориентацией на рыночную экономику была потеряна и общая стратегическая нить перестройки общественного сознания населения на антирелигиозной основе. Руководство КПСС заявило о несущественности мировоззренческих и идеологических отличий перед определяющим ориентиром общечеловеческих ценностей. Церковные организации не преминули этим воспользоваться. Стали открываться новые храмы всех вероисповеданий. Духовенство стало внедряться в политическую жизнь страны, вследствие чего в 1989 г. впервые в советской истории некоторые церковные иерархи стали даже депутатами СССР.
Трудно сказать, к каким бы последствиям могла в дальнейшем привести такая «плюралистическая» политика в рамках сохранения социалистического строя, но в 1991 году произошёл контрреволюционный переворот, и диалектическая спираль общественного развития в стране начала новый виток развития в противоположном направлении.
Ну, а что же страна получила в сухом остатке от первой попытки построения коммунистического общества? Оказывается, немало. 70 лет существования в условиях отделения церкви от государства и школы дали невиданный, признанный во всём мире, взлёт образования, искусства, науки, всей культуры и для всех народов Советского Союза. К нам ездили учиться, и было чему. Средняя продолжительность жизни от 32 лет в религиозной царской России поднялась до 70 лет при атеистической Советской власти. Существенно снизилась религиозность населения. По результатам исследования, проведенного Центром Социальных исследований Московского отделения Советского фонда культуры в 12 городах РСФСР (включая Москву) и северного Казахстана в 1991 году в СССР атеистами признало себя 11%, неверующими и колеблющимися — 54%, а верующими — 23% опрошенных. Остальные оказались в категории ответивших «не знаю» [К. Каариайнен, Д. Фурман. Верующие, атеисты и прочие. Эволюция российской религиозности // Вопросы философии, № 6, 1997]. Таким образом, за годы Советской власти снижение религиозности произошло почти в 5 раз. Поражает и то, что количество твёрдых атеистов повысилось практически от нуля до 30 с лишним млн. человек (если считать от 287 млн. человек населения в СССР по переписи 1989 года). Если к ним прибавить число просто неверующих (скажем, 30%), то получим цифру нерелигиозности, превышающую 100 млн. человек. Строителям первого в мире социалистического общества есть чем гордиться — оставалось сделать ещё небольшое усилие и цель — преодоление религиозности, — соответствующая общественному сознанию коммунистического общества, была бы в обозримом будущем достигнута!