Как работает пропаганда с историческими фактами в России, Японии, Китае и Турции.

История все чаще становится инструментом для решения чисто политических задач. Исторической политикой занимаются не только наши соседи по СНГ и страны Восточной Европы, но и Турция, Китай, Япония. Россия тоже не стоит в стороне от исторических баталий. Причем, если раньше «войны памяти» шли у нас на внешнеполитических фронтах, то теперь фронтом номер один оказалась внутренняя политика.

Какие механизмы толкают нас к тому, чтобы пикироваться по отдельным эпизодам истории, чего ждать от исторической политики, рассуждали на лекции «Историческая политика: новый этап» доктор исторических наук Алексей Миллер, ведущий научный сотрудник ИНИОН Российской Академии наук, профессор Центрально-Европейского университета (Будапешт) и эксперт Московского центра Карнеги Мария Липман.

Лекция состоялась в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру». «Свободная пресса» публикует ее наиболее интересные фрагменты.

Алексей Миллер:

– Главный вопрос, который меня интересовал – кто конкретно осуществляет историческую политику, и с какими целями?

Дело в том, что у значительной части политических элит Восточной Европы сложилось мнение, что история слишком важна, чтобы оставить ее историкам, что история – это предмет политики. Было видно, как история, исторические темы используются для достижения определенных целей внутренней и внешней политики практически во всех странах региона.

Более того: в этих странах возникли механизмы более-менее автоматического самовоспроизводства исторической политики. Это атмосфера ненависти и состояние войны памяти. Не раз мне приходилось видеть, как историки из двух стран встречались, заранее не собираясь менять свои взгляды, и слушали друг друга лишь для того, чтобы поточнее сформулировать свои аргументы.

Мне стало интересно, кто конкретно за этим стоит. Потому что, если вы посмотрите на обширную литературу по политике памяти, можно уверенно сказать: в подавляющем большинстве случаев авторы этой политики не являются предметом специального интереса. Речь идет только о содержании споров.

Заметно меньше внимания уделяется тому, какие институты задействованы, какая политическая логика за этим скрывается. На деле, историческую политику формируют серьезные институты. Например, Институт национальной памяти в Польше имеет штат около 3 тысяч человек. Есть Фонд исторической памяти в России. До недавнего времени, при Ющенко, был весьма активен Институт национальной памяти на Украине, который являлся пародией на польский институт.

Словом, меня интересовала политическая логика, которая скрывается за баталиями по поводу истории. Фокус исследования был направлен, прежде всего, на посткоммунистические страны, но рассматривались и Япония, Китай, Турция. Разумеется, Германия – потому что она крайне важна для понимания, как политики работают с прошлым.

Лично я считаю, историческая политика используется, прежде всего, на партийном уровне. Она используется различными политическими силами внутри страны, чтобы получить те или иные преимущество по отношению к политическим соперникам. Особенно этим занимаются политические силы, которые на данный момент контролируют властные структуры, и у которых есть административный и финансовый ресурсы.

Я бы хотел поговорить о внешнеполитической стороне дела. Дело в том, что с 2009 года на наших глазах произошла существенная разрядка в этой сфере. Механизмы и причины этой разрядки весьма любопытны.

Понять эти механизмы, мне кажется, можно на примере отношений между Москвой и Варшавой за последние пять лет. Мы все помним, какой была атмосфера в этих взаимоотношениях в 2007 году, когда на всякое гавканье с одной стороны разносился гулкий лай с другой. Казалось, конца и края этому нет. Между тем, в 2007-м произошло любопытное событие. Премьером Польши в результате выборов стал Дональд Туск, и в его лице Москва получила, наконец, партнера, который тоже был заинтересован в разрядке.

В свое время я пытался понять – для себя – что же делать при обострении «войн памяти»? В результате, сформулировал простой тезис: бесполезно спорить с теми, кто сознательно нагнетает напряженность. Этих людей, за редким исключением, переубедить невозможно – в любой стране. Нужно искать по другую сторону историков, которые, как и ты, заинтересованы в нормализации ситуации и нормальном диалоге.

На политическом уровне, как выяснилось, схема точно такая же.

Когда появился Туск, к чести Москвы, она тут же возможностью диалога воспользовалась. В итоге, был реанимирован специальный орган – Российско-польская группа по сложным вопросам. С российской стороны его возглавлял ректор МГИМО Анатолий Торкунов, с польской – бывший министр иностранных дел Польши Адам Ротфильд. И они, прячась от журналистов, начали систематическую работу по формулированию положительной повестки дня при обсуждении исторических проблем,

Позже стало понятно, что выбор Торкунова оказался чрезвычайно уместным. Летом 2008-го он опубликовал статью в «Независимой газете», в которой написал: не стоит стремиться давать симметричный ответ тем, кто провоцирует баталии по поводу исторической политики с другой стороны, поскольку, помимо прочего, это создает ложные сигналы внутри страны. Другими словами, когда мы начинаем в отношениях с Польшей или Прибалтикой отвечать им, внутри России возникает ощущение, что сейчас Сталина обратно понесут в мавзолей.

Потом был визит Путина на Вестерплятте с осторожными, но правильными словами. Потом осторожное, с массой взаимного недоверия движение по направлению друг к другу – я бы сравнил это с прогулкой по весеннему льду.

К 2010 году оказалось, что Туск и Путин сделали серьезные политические ставки. Это чрезвычайно важный момент. Когда стороны делают крупную ставку на разрядку и выход из исторической политики, на первых порах им нередко приходится платить определенную политическую цену, поскольку общество находится в состоянии всеобщей паранойи. Путин тоже получил долю критики – мол, что же он полякам такие вещи говорит, все равно эти гады не оценят…

В Польше у Туска был и вовсе серьезный противник – партия «Правая справедливость», которая ставила на как можно более жесткую историческую политику в отношениях с Россией и Германией.

Тем не менее, когда ставка на разрядку сделана, сама логика политической борьбы ведет политиков дальше. Отказаться, сказать, что «да, братья Качиньские, вы были правы, и наши попытки нормализовать отношения с русскими провалились», – значит, признать правоту соперника и потерять очки.

Таким образом, возникает положительная инерция, хотя стороны нередко бывали раздраженны друг другом (тот же Туск получил далеко не все, что ему было обещано – например, до сих пор не получил всех материалов по Катыни). Словом, стороны все время играли на понижение градуса.

Мы видим это понижение градуса на примере последних столкновений футбольных фанатов в Варшаве. Столкновения дали материал, чтобы раздуть чудовищный скандал. Но он так и не возник.