Не так давно я выступил адвокатом поколения Next, за что был проклят некоторыми сверстниками — преподавателями российских средних школ.
По мнению «рожденных в СССР», современные старшеклассники и студенты виноваты во всех мыслимых смертных грехах, плюс ко всему не выказывают должного уважения к семейным реликвиям — например, к вставным челюстям прадеда-фронтовика и родительским библиотекам. Молодежь, рожденная накануне абсолютного краха красной супердержавы, относится к жизни потребительски, интересуется в основном гаджетами и виджетами, компьютерными играми, машет рукой на гражданскую позицию, плюет на серьезную учебу, литературу, интересуется развлечениями, занимается сексом с пеленок. К тому же различия между мальчиками и девочками стали такими условными, что и говорить просто смешно. Разумеется, оценка поколения проводилась на основе шкалы ценностей СССР.
Каково же было мое удивление, когда я немного спустя прочитал в толстом журнале тот же самый перечень обвинений в адрес поколения Next, изложенный добротным академическим языком. Только автором статьи был не московский профессор, а американский — Марк Тэйлор. И писал он, разумеется, о поколении современных американских студентов в эпоху постмодерна. Впрочем, в других странах отношение к поколению Next ничем особо не отличается от российского или американского. Обзор печатных СМИ в Великобритании показал, что молодежь цитируется только в 8% материалов о них же самих. Вообще, три четверти материалов о молодом поколении — негативны. Неудивительны слова аргентинского студента: «Мы часто слышим, что мы — будущее, но мы не можем даже быть полноценным настоящим!», которые, правда, процитировали все международные организации в своих отчетах.
Но это было бы полбеды для современной России — разделять негодование по поводу молодого поколения с обществами развитых стран. Причем общественное мнение и официальные заявления о молодом поколении и действительность существуют в разных измерениях. Примерно так же, как сразу после отчета об успехах экс-главы Росмолодежи Василия Якеменко, особенной удаче в развитии программы физкультуры «Беги со мной!» разразились драматические события на Манежной в 2010 году. Столкновения фанатов и молодежных группировок ясно показали: бегать под руководством и вместе с главой Росмолодежи никто и не собирается.
Главное для России заключается совершенно в другом. Впервые в современной истории появилось полноценное поколение россиян — нынешних двадцатилеток. Это не «постсоветские», не «рожденные в СССР», а поколение, лишенное напрочь исторического опыта, необратимой коллективной травмы: краха огромной страны, не просто огромной, а супердержавы ХХ века. Мы-то сами толком и не обратили внимания на юбилей краха в прошлом году, за исключением истерических/ностальгических безграмотных выкриков и пересыпания песка (в который раз!) хроники событий 1991 года. Молодежь и подавно — они родились в России, они «россияне» от рождения, а не по приговору паспортных столов и визовых служб. Пока зрелые поколения продолжают надрывные поиски самоидентификации, поколение Next наслаждается плодами революции в компьютерных технологиях, общением в социальных сетях, путешествиями по миру, тусовками по всей планете, словом, живет полноценной жизнью молодого поколения в эпоху глобализации. Каким образом возможна продуктивная коммуникация «исчезнувшего» общества/поколений и современной молодежи, не знает никто.
Калифорнийский профессор Роберт Столоров прав, когда утверждает, что последствия психической травмы от утраты/исчезновения близкого и родного человека или мира необратимы, вопреки благим заверениям психотерапевтов. И — вот здесь совсем уж знакомые для нас черты — люди или общество, необратимо травмированные абсолютным «разрывом времен» в момент краха, спасаются идеологиями «воскрешения» или «возрождения», ведь фундаментальная основа любой социальной коммуникации — «абсолютизм» повседневных ценностей — абсолютно утрачена. Его просто нет и никогда больше не будет.
Легко рассуждать, что и кто может привести к краху, то есть коллапсу цивилизации или страны. Совсем другое дело — предложить модели для анализа повседневности, социальных атомов (не общества!) после краха страны. Были бы за 20 лет значимые достижения в экономической, политической, культурной областях, которыми гордились бы не только в России, но и за рубежом. Но этого нет. И описать или проанализировать это самое «нет» не может практически никто, «коллапс общества» — terra incognita для подавляющего большинства экспертов и исследователей. Для российских и подавно.
В отличие от постсоветских поколений в сознании молодых, каким бы «никчемным», «мелким», «необразованным», «потребительским» оно не казалось старшим, «абсолютизм повседневных ценностей» не утрачен. Запах мамы — запах кухни; дорога в школу — родная дорога, родная страна, Родина. Это абсолютно иное ощущение пространства страны, флага, гимна, культурных кодов в целом. А значит, есть основа для продуктивной, полноценной социальной, культурной, политической коммуникации, в результате которой может появляться осязаемый результат! Неважно, понравится ли он старшим поколениям, но он, созданный руками молодых, в конце концов и станет в будущем тем, что сможет не только называться «Россией», но и жить полноценной российской жизнью.
В современной России сформировался запрос на «неполитическую повестку дня» — об этом пишут и говорят публицисты и редакторы многих изданий. Об этом говорят на праздниках и встречах друзей. Политика и политики утратили (впрочем, как и везде в развитых странах) статус «верховных жрецов», как бы ни пытались злопыхать отчаянные оппозиционеры в той же Москве: границы открыты, интернет и социальные сети есть, а любые подробности частной или личной жизни любого политика — достояние общественности в любой день и в любое время.
Но дело и не в этом. Мы живем действительно в неполитическую эпоху в России, когда созидается целый, не тронутый разрушением мир коллективного сознания твоей страны. Неполитическая повестка дня в руках поколения Next. И понадобится еще время, прежде чем «жизненные миры» повседневных ценностей нынешней молодежи станут мерой настоящей, большой политики будущей России.