Вы моя последняя надежда. В редакцию пришло письмо с просьбой о помощи.

Мать-одиночка Наталья Баль сообщила, что близка к самоубийству, потому что ей нечем кормить двух своих дочерей. Вместе с благотворительным фондом помощи детям «Радуга»

«Ваш ОРЕОЛ» выехал в посёлок Москаленки. После этого на «Радугу» обрушился шквал звонков от обездоленных… Лист в клеточку, ровный почерк, текст без грубых грамматических ошибок, но почти без запятых. Молодая женщина рассказывает о своей нужде. Две дочки трёх и шести лет, саманный домик, купленный на материнский капитал, отсутствие работы (никто не хочет нанимать мать-одиночку с детьми), долги за коммунальные услуги, жареное зерно вместо хлеба. «Сплю я со своими девочками на одном диване, так как постельное бельё и одеяло у нас одно, — гласит письмо. — На продукты денег не хватает вообще. Дети не видят хлеб неделями».

ГРЯЗЬ КАК НОРМА

Первый порыв — собрать всё что есть лишнего в доме и отвезти. Сотрудники «Радуги» действуют более разумно: несколько детских вещей, пакет с самыми необходимыми продуктами — и в дорогу. Посёлок в ста километрах от города. Немаленький, много хороших домов. Напротив нашего — целый замок с бронзовыми львами. Но нам нужно вон в ту развалюху с крошечными окнами. Наклонившись, чтобы не удариться о косяк головой, заходим в дом. Волонтёры «Радуги» ведут себя по-деловому, а я в ужасе замираю. Прямо перед нами замызганная шторка, за которой навалена груда грязных вещей вперемешку с экскрементами животных. Чёрное облако мух. Слева — кухня. Холодильник и правда пустой, но, дотронувшись до его дверки, я ощутила мучительное желание вымыть руки. В этой кухне с толстым слоем мусора на полу, засаленными поверхностями, жирными мухами и немытой посудой не просто страшно есть, в ней отвратительно находиться. К нам выходит девчушка лет шести. Лиза. Чумазая, но обаятельная, как все дети. Сообщает, что ни мамы, ни папы дома нет. Мы переглядываемся — о папе в письме ни слова. В комнате метёт пол молодая девушка. Оказывается, эта сестра мужа Натальи Баль. Она учится в городе. Из глубины комнаты выпорхнуло ещё одно белокурое чудо с грязными ногами и голубыми глазами — трёхлетняя Ксюша. Обе девчушки плохо говорят, им явно нужны занятия с логопедом. Малышки рассказывают, что мама и папа не пьют, продукты покупают, а в садик девочки не ходят. Лиза жалеет об этом — она показывает нам свою детсадовскую фотографию, где её личико приклеено к бальному платью.

НЕ ПУСТЫЕ ГЛАЗА

Увлечённые беседой, мы не сразу замечаем запыхавшуюся и слегка испуганную маму Лизы и Ксюши. Представляемся, показываем письмо. Наталья — молодая, миловидная женщина. Ей слегка за двадцать, у неё детская улыбка и мягкие волосы. Видно, что она не замечает всей той грязи, которая нас так поразила, а когда мы спрашиваем, почему в доме неприбрано, она объясняет, что ей просто некогда, — всё время отнимает огород. Маленький огородик, на котором всё посажено даже без сформированных грядок. Наташа рассказывает, что тот, кого девочки называют папой, с ней не расписан и надежды на него никакой. Что она сама раньше работала на кондитерской фабрике, но из-за детей ей пришлось уйти и больше работы она не нашла. Иногда помогает соседям с дойкой или огородом и за это получает деньги. Но чаще просто просит занять ей рублей сто-двести. Накопившиеся долги и лишили её в один день воли к жизни. Тогда подруга и посоветовала ей написать письмо. …Наталья забеременела ещё в школе и на выпускном уже была с животом. С отцом первого ребёнка она связь не поддерживает. «Говорят, сидит где-то», — без интереса сообщает молодая женщина. Она вспоминает, что в школе ей нравилась математика, но как продолжать учиться с младенцем? Соседи рассказывают, что родители Натальи живут в благоустроенной квартире и дочку навещают не часто. По рассказам, они почти никогда не работали, а сама Наталья большую часть времени просто ходит по деревне. Соседи считают её лентяйкой: купленные родителями дрова валяются у дома уже неделю. А я смотрю в Наташины глаза — какие-то растерянные, очень печальные, но не пустые.

ВЕЧНЫЙ КРИЗИС

Она из той когорты деревенских детей, чьи родители в девяностых потеряли работу и так и не смогли выбраться из кризиса. Кто-то спился, кто-то просто стал влачить полунищенское и бессмысленное существование. Многие их дети, как и Наталья, так и не получили в детстве того необходимого представления об устройстве жизни, которое помогло бы им потом начать строить свою судьбу. То ли из фильмов, то ли глядя на соседей, она понимает, что живёт неправильно. Но как нужно — ей неизвестно. По тому, как она смотрит на своих дочурок, общается с ними, видно, что она их любит, но развивать их способности, воспитывать не умеет. Она не понимает, почему важно ходить в школу, поэтому не видит большой трагедии в том, что Лиза не пойдёт в первый класс в этом году (Наталья объясняет это тем, что ей не на что собрать дочку). Не случайно мы застали с метлой не Наталью, а её золовку, которая в отличие от хозяйки осознаёт, что в доме грязно. Руководитель «Радуги» Валерий Евстигнеев договаривается, что поможет собрать Лизу в школу, а взамен Наталья должна убраться в доме и во дворе. И продолжать искать работу.

А МЫ ЖИВЁМ ХУЖЕ

Но для нас эта история не заканчивается. В редакцию звонит одна из соседок Натальи, тоже мать-одиночка, которая говорит, что живёт хуже Натальи, и поэтому ей гораздо больше нужна помощь. В «Радуге» шквал звонков от обездоленных мам из посёлка Москаленки, которые требуют помощи в виде вещей. Если после знакомства с домом нашей первой просительницы бедность перестала быть по-толстовски «чистенькой», то сейчас она лишилась и эпитета «скромная». Люди отказывались понять, что ни одно благотворительное общество не обладает бездонным мешком, из которого сыплются вещи и продукты. И как в двух словах объяснить, что даже пять пар детских сандалий или свитеров не смогут превратить хижину в дом — полную чашу. Наполнить её можно только самостоятельно. Если не сдаваться.