«Росбалт» продолжает публикацию цикла статей, посвященных опыту урегулирования политических кризисов в разных странах мира.

В предыдущей статье шла речь о фундаментальных причинах, по которым не удержалась Веймарская республика, и страна променяла демократию на авторитаризм. Однако были еще и конъюнктурные обстоятельства, проистекавшие не столько из характера кайзеровской империи, сколько из европейской политической жизни, сложившейся после Первой мировой войны.

Главным обстоятельством традиционно считается Великая депрессия начала 1930-х гг. Люди теряли работу, беднели, нищали и в результате начинали все больше симпатизировать радикалам, ставившим рынок под контроль государства. Число голосов, отдаваемых за национал-социалистов на выборах в Рейхстаг, резко возросло буквально сразу же после начала кризиса. К 1933 году оно более чем удвоилось, что позволило нацистам сформировать правительство. А придя к власти, Гитлер милитаризировал экономику, ввел контроль над заплатами и ценами, создал новые рабочие места и приобрел в итоге имидж «эффективного менеджера».

Будет ли в современной России экономический кризис, способный склонить симпатии миллионов к популистам-государственникам, предугадать невозможно. Однако объективные предпосылки для негативных явлений, сопоставимых по масштабу с Великой депрессией, у нас, увы, имеются. Сильная зависимость экономики от цен на нефть грозит в случае ухудшения конъюнктуры рынка энергоносителей сильным падением ВВП и реальных доходов. В 2009 г. мы под давлением плохой конъюнктуры рухнули почти на 8%, но, правда, быстро поднялись. Сможет ли Россия столь же быстро оправиться после новой волны кризиса? Вряд ли.

Вторая проблема Германии времен Великой депрессии состояла в том, что симпатии к агрессивным националистам проистекали из национального унижения, которое страна претерпела в результате поражения в Первой мировой войне, последовавшей за этим оккупацией Рурской области и требованием выплаты крупных репараций, которые немцам оказались не по силам.

Унижение было демонстративное — и с экономической точки зрения совершенно бессмысленное. Для того, чтобы поднять экономику и выплачивать хоть какие-то суммы, Германия должна была, как минимум, контролировать Рур с его угледобычей и металлургией. Западным державам следовало либо расчленять Германию, но не требовать денег, либо требовать разумные суммы и при этом не расчленять. Однако политики решали свои сиюминутные задачи и не думали о перспективе, что обернулось в 1930-х гг. беспрецедентным по силе германским реваншизмом. Идея возрождения великой державы была воспринята на ура.

Подобных проблем в современной России нет. Тем не менее, фрустрация, связанная с событиями последних десятилетий, у многих людей присутствует. Есть чувство, что мы были великой державой, что мы проиграли холодную войну, что мы обнищали, что НАТО проникает на «наши» территории в Восточной Европе, Прибалтике, Грузии.

В свете конспирологических теорий, привлекательных своей незамысловатостью, возникает вывод: раз мы обеднели, значит, враги на этом нажились. Кто и как — неясно. Репараций мы, вроде бы, не платили. Но чувство несправедливости происходящего есть у многих.

Вряд ли это чувство приведет к откровенному агрессивному реваншизму. В России начала XXI века, в отличие от старой Германии, сформировалось неидеологизированное общество потребления. Все хотят пива, футбола и связанного с этим футбольно-пивного патриотизма. Но мало кто хочет милитаристской власти типа гитлеровской, которая призовет воевать. И все же пореформенная фрустрация общества дает популистам определенный шанс.

Третья важнейшая проблема Германии 1930-х состояла в раздробленности тех сил, которые теоретически могли бы противостоять национал-социализму. Гитлеровская партия даже в 1933 г. не обладала абсолютным большинством. А на выборах 1932-го она вообще получила лишь около трети голосов избирателей. Если бы национал-социализм воспринимался обществом в качестве первостепенной угрозы, то Гитлеру намного сложнее было бы прийти к власти. Однако в то время отношение к правому экстремизму было иным, нежели сейчас, поскольку Европа еще не прошла через трагический опыт Второй мировой войны, тоталитаризма и геноцида. Традиционные противоречия демократов, социал-демократов и коммунистов мешали образованию единого антигитлеровского фронта.

В XXI веке на Западе крайне правых обычно маргинализируют. Однако в России модным становится неприятие западных стандартов. Поэтому нельзя исключить, что в кризисной политической ситуации российское общество может прореагировать в духе 1930-х.

Особенно тревожит в этом смысле углубляющийся раскол власти и общества. Кремль с каждым новым поворотом политических событий плодит все больше обиженных, разочарованных, озлобленных людей. Причем преимущественно в элитах — т.е. в тех слоях, которые, по идее, должны были бы быть гарантами сохранения политической системы, позволившей им преуспеть. У кого-то отняли бизнес, к кому-то пришли с обыском, а кто-то просто раздражен тем, что с его мнением демонстративно не считаются.

Мы постепенно движемся к ситуации, при которой внутренние противоречия оппозиции могут оказаться незначимыми в сравнении со всеобщей ненавистью к власти. И если среди оппозиционеров станут доминировать радикалы, вероятность катастрофического сценария резко возрастет.

Впрочем, распад Веймарской республики потребовал сочетания целого ряда неблагоприятных обстоятельств – экономических, политических, международных. Подобное сочетание является скорее исключением, чем правилом. В межвоенный период с его экономическими трудностями, фрустрацией и соревнованием «великих идей», презирающих буржуазную демократию, проблема стояла чрезвычайно остро. «Бегство от свободы», если воспользоваться знаменитым выражением Эриха Фромма, было характерно отнюдь не только для Германии. Авторитаризм давил демократию в целом ряде стран. Где-то мирными методами, где-то с помощью переворотов, а где-то посредством гражданской войны.

Однако с тех пор в Европе подобного обострения ситуации не бывало. Возможно, и не будет. Хотя, если какой-то экономический кризис окажется сопоставим по масштабам с Великой депрессией, не исключены печальные последствия.