У Войновича в его «Антисоветском Советском Союзе» есть замечательный эпизод. «Последние годы моей жизни в Москве меня время от времени навещал приезжавший из провинции начинающий писатель.

Он жаловался, что его не печатают, и давал мне на отзыв свои романы и рассказы, которые он писал в большом количестве. Он был уверен, что его сочинения не печатают из-за слишком критического содержания… Этот человек иногда просил, а иногда просто требовал, чтобы я отправил его рукописи за границу и там их напечатал. Я отказывался. Тогда он решил пойти в КГБ и предъявить им ультиматум: или они отдадут приказ немедленно опубликовать его произведения, или он немедленно покинет Советский Союз.

Свой разговор в КГБ он пересказывал так.

Как только он вошел в здание КГБ, к нему подошел какой-то человек и сказал:

– Ах, здравствуйте, наконец-то вы к нам пришли!

– Разве вы меня знаете? – спросил писатель.

– Ну, кто ж вас не знает, – развел руками кагебешник. – Садитесь. С чем пришли? Хотите сказать, что вам не нравится советская власть?

– Да, не нравится, – сказал писатель.

– А чем именно она вам не нравится?

Писатель сообщил собеседнику, что, по его мнению, в Советском Союзе нет никаких свобод, в том числе и свободы творчества. Права человека подавляются, уровень жизни неуклонно падает. Высказал и другие критические соображения – всего примерно лет на семь заключения.

Выслушав его очень вежливо, кагебешник спросил:

– А зачем вы мне это рассказываете?

– Я хочу, чтобы вы это знали.

– А мы это знаем. Это все знают.

– Но если все это знают, надо же что-то делать!

– Вот в этом вы ошибаетесь, ничего делать не надо.

Удивленный таким разговором, писатель замолчал и продолжал сидеть.

– Вы мне все сказали? – вежливо спросил кагебешник.

– Все.

– Так чего же вы сидите?

– Я жду, когда вы меня арестуете.

– А, понятно, – сказал кагебешник. – К сожалению, сегодня арестовать вас никак невозможно, у нас очень много дел. Но если это желание у вас не пройдет, приходите в другой раз и мы сделаем для вас все, что сможем.

И выпроводил писателя на улицу».

Приведенный выше довольно большой для цитирования фрагмент необходим нам для того, чтобы убедиться в том, что нынешняя ситуация очень похожа на ту, которая описана Войновичем. Парадоксальность ее состоит в том, что положение, в котором мы находимся, выгодно всем. По крайней мере, подавляющему большинству, что позволяет (и будет позволять в дальнейшем) сохранять статус-кво хотя бы до тех пор, пока не случится общемировая (или общероссийская) техногенная или финансовая катастрофа или же соотношение тех, кого все устраивает и других не изменится в разы. Именно поэтому никто с тем, что происходит, не борется, а то, что определенными силами именуется «борьбой» есть ритуальное действо, известное со времен палеолита, когда сначала неистово, с воплями и огогоканьем, исполняется ритуальный танец, а затем безобидное изображение медведя, сделанное из дерева или глины, злобно протыкается копьем. В итоге всем хорошо — и медведи целы и охота успешно состоялась и вера укрепилась в то, что за пределами пещеры будет то же самое. После чего в суровой реальности медведь, не ведающий, что он уже убит, хлопотливо спускает шкуру с незадачливого охотника, а уцелевшие сородичи, дожевывая остатки медвежьей трапезы, находят утешение в том, что или танец был плохо исполнен или медведь неправильный.

Но «ближе к делу», как говорил Мопассан. Договоримся сначала о терминах. «Происходящее» или «нынешняя ситуация» в данном контексте есть совокупность сегодняшних жизненных составляющих – от взяток, катастроф, мигалок и массового безделья до скромных достижений. Итак, устраивает ли происходящее власть? Безусловно. Конечно, приятнее руководить Швейцарией, где двести лет не было войны, спокойно хранить чужие сбережения, питаться от процентов и наслаждаться красотами природы. Но сегодняшняя ситуация в России, без сомнения, намного лучше, чем десять-пятнадцать лет тому назад и, безусловно, намного лучше, чем в 1918-1919 годах. Нет голода, холеры, тифа, «хвостов», спичек за два с половиной миллиона, морковного чая на сахарине, бандитизма, спирта «Рояль» и пошлых глобусов «под старину», бережно хранящих в себе бутылки с водкой и коньяком. Цены на нефть еще вполне достаточны, чтобы поддерживать нынешнюю ситуацию в стабильном состоянии. Так что управлять можно. Все хорошо и временами прекрасно, хотя и есть проблемы, или, как писал одесский рецензент в начале прошлого века: «Артист чудесно исполнил «Элегию» Эрнста, и скрипка его рыдала, хотя он был в простом пиджаке».

А конкретно? Устраивает ли происходящее, например, армию? Разумеется. Мебельщик, конечно, хуже, чем артиллерист или полковой интендант, но солдатам живется неплохо. Нормально едят, служат ни шатко, ни валко поблизости от родных, потихоньку бегают домой обедать и по девочкам и не отрываются посредством Интернета от того, чем живут на свободе их сверстники. Офицерам тоже живется хоть и сложновато, но сносно. Недостаток государственной заботы компенсируется неисчерпаемыми кладезями складов воинских частей. (служил в армии и неоднократно наблюдал этот процесс с короткой дистанции). Про генералитет даже смешно говорить.

А как полиция? В принципе, так же. Про генералитет опять же смешно говорить, как и про гаишников, а рядовые служивые, царица полей пехота, кряхтя и поругивая начальство, собирает компенсации с оброчных гастарбайтеров, торговцев, наркоманов, простоватых приезжих, а также печется о благополучии и процветании торговли в ларьках и привокзальных магазинах.

Может, все иначе в системе образования, вобравшей в себя всю «революционную» и не очень молодежь? Все довольны. На все есть прейскуранты – от вступительных до выпускных, на каждую сессию и на каждый предмет. Мало того, система постоянно совершенствуется. В некоторых ВУЗах для богатых бездельников за отдельную плату негласно введено «вип-сопровождение». Это когда блатного проходимца ведут по учебной реке от вступительных до выпускных через все сессии, курсовые и дипломы, заботливо ограждая от порогов, стремнин и ветров в виде несговорчивых преподавателей и принципиальных работников деканатов. А те, кто живут честно, тоже не в обиде, ибо уровень преподавания падает, поэтому выучить и сдать тот или иной предмет зачастую не проблема. Одни платят, другие получают, одни делают вид, что учат, другие – что учатся и все вместе дружно костерят взяточников и прогнившую систему образования, ничего не дающую, а только отнимающую деньги и время.

Может, бизнес живет иначе? Так же живет. Сучит взятки, не платит налоги, но платит «серые» зарплаты, безбожно завышает цены («дураков с деньгами не жнут, не сеют, сами родятся»), гонит нал на Запад, подсовывает хлам и просрочку, врет в рекламах, колпачит по-крупному и по-мелочи. Взгляните на Ходорковского, Чичваркина, Прохорова и прочих «ничего не предпринимающих предпринимателей, и станет понятно, что то, что они делают и делали, есть и был типично «российский бизнес». В общем, как говорил в старинном рассказе фотограф Абрам Голдин: «Немножко кушает себе хлеб с маслом».

Нельзя не сказать и о чиновниках. Ну, вот мы и сказали. И так все понятно, «без излишнего размусола», как говорят некоторые операторы. Дальше следует пролетариат («тащи с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость»), пейзане («пускай работает железная пила, не для работы меня мама родила») и неатрибутируемое новообразование под названием «офисный планктон» («лучше кашки не доложь, но работой не тревожь»), бесчисленные «менеджеры среднего звена», «офисные работники», «руководители», «эдвайзеры», «секретари-референты», «консультанты», производящие тонны распечаток, окурков и пакетиков от чая и печенья.

Возможно, в этой схеме кого-то не хватает, но в целом, на наш взгляд, картина точна. А теперь время задаться справедливым вопросом: «Но ведь недовольные же среди указанных групп есть? Образованием, армией, политической и общественной жизнью, ситуацией в культуре и бизнесе». Конечно, есть. Их много. Порой очень много. И они, правда, очень недовольны. Но есть одна важная деталь. Недовольство это отнюдь не монолитно в своем целеполагании. Мотивы различны. Проблема в том, что значительная часть недовольных недовольна не положением вещей в целом, а положение вещей в частности, а именно у соседа, сослуживца, коллеги, соратника, ближнего своего. Возмущает не скверная ситуация, а ее прикладной характер, то, что кто-то успел вовремя эту ситуацию использовать. И начинается недовольство… Почему они уже, а я еще…? Им все, а мне индейское жилище, приправленное маслом. Они в СВ, а я бегу по шпалам за буферами. В общем, «мы просто не на тот попали эскалатор. Другие едут вверх, а наш сандалит вниз». То есть поменяйся они местами с «обидчиками», борьба немедленно прекратился и общая ситуация получит самых верных и преданных союзников. А победители «оппозицию».

Итак, шулерская игра устраивает, не устраивают шулера-участники. Еще одна проблема состоит в том, что многие недовольные привыкли выдавать свои личные обиды и недовольства (даже вызванные вполне объективными причинами) за общественное возмущение, по принципу «если мне не нравится, то как это может нравиться им? То, что происходит, есть безобразие и это очевидно всем». Это как человек, страдающий невыносимой зубной болью и с отвращением глядящий на веселую компанию: «и как они могут веселиться?» Разумеется, могут собраться человек пять и даже десять, и даже сто, объединенные общей проблемой, но это все равно будет их проблема, а не проблема общественного слоя, тем более народа. Здесь очень плохую роль играет Интернет, фабрика по выдуванию из блох бронтозавров, чудесное зеркало из сказки, в котором каждый видит то, что хочет, и даже может управлять этим изображением, подгоняя его под изменяющиеся потребности. А вкупе с интернетом разные телешоу, в которых каждый может показать себя знающим все вопросы и проблемы мира, шоу, прерываемые рекламами, ненавязчиво укрепляющими уникальный образ знатоков. «С этим шампунем вы еще красивее». То есть вы и так не барахло, а уж с этим шампунем… И все. Конец.

Поэтому в стране тысячи больших и малых организаций, объединений, группировок и группочек, борющихся друг с другом, а заодно за памятники, леса, поля, озера, с произволом и с законом, с отдельными людьми и целыми объединениями. Но эта борьба чаще всего ничем не заканчивается или гора рождает мышь по одной простой причине – это никому, кроме борцов, не нужно. У каждого своя поляна, которую он возделывает, все трудятся, как муравьи, считаю свою поляну самой нужной, но почти ничего не происходит и черепаха спокойно догоняет Ахиллеса. Как в истории с самолетом у Аверченко: «Однажды ко мне явился сын моих знакомых, великовозрастный верзила, и сообщил. мне, что он устроил аэроплан.- Летали? — спросил я.- Нет, не летал.- Боитесь?- Нет, не боюсь!- Почему же вы не летаете?- Потому что он не летает! Если бы он летал, то, согласитесь, полетел бы и я.- Может быть, чего-нибудь не хватает?- спросил я.- Не думаю. Мотор трещит, пропеллер вертится, проволок я натянул столько, что девать некуда. И вместе с тем проклятая машина ни с места!» Так и тут. Всё и все на месте – а не работает.

Однако есть же профессиональные организации недовольных? Обладающие ресурсами, возможностями и пр.? Есть Например, СМИ и оппозиция, Тютюкин, навальные всякие, божены. Может, СМИ действительно недовольны? СМИ, сосредоточившие в своих рядах самую густую тучу критиков, ненавистников, ниспровергателей, уничтожителей общественных и государственных пороков. Конечно, нет. Это все игра. Просто игра. СМИ довольны больше остальных. Ибо, именно благодаря системе, везде сложилась прочная схема заказов. Берут все и от тех и от других (иногда очень забавно видеть на одной странице две прямо противоположные статьи), лгать и клеветать можно беспрепятственно (после долгих судов издевательское крохотное глумливое «опровержение»), можно публиковать годами рекламу борделей и публичных домов (как МК), можно откровенно ненавидеть страну (как «Новая»), можно израильскому гражданину, поставленному уголовником, годами выпускать газету (как «Коммерсант»), можно государственному кремлевскому чиновнику организовать антигосударственное СМИ и целенаправленно дискредитировать своих личных противников (как «Дождь»). Можно… можно… можно… СМИ есть порождение ситуации, ибо, как сказал мне старый и опытный журналист «Франс Пресс», такая газета как «Новая» в нормальном цивилизованном европейском государстве не прожила бы и трех дней. А организатора «Дождя» спустили бы кубарем с лестницы и хорошо, если не заставили бы отвечать по суду. Где еще, в какой стране, при каком режиме генерал, глава Следственного Комитета после того, как был оболган, пошел бы пожимать руки организатору этой лжи и провокации? Где еще, кроме России, могла бы существовать в публичном пространстве тяжело больная Латынина, открыто получающая премию Госдепа, называющая российский народ «быдлом», а российскую армию «вражеской»? Где еще, кроме России, можно было откровенно в газетах и на крупных телеканалах поддерживать и прославлять бандитов, террористов и сепаратистов, орудующих в Чечне? Все бегают в Кремль (или в посольства), все хотят понравиться, всех все устраивает полностью.

Итак, остается оппозиция? Но ее тоже все устраивает. Запад откровенно поддерживает, чего на самом Западе быть не может по определению. Несколько лет назад в СМИ появилась информация, что в Великобритании и США некие наши российские люди создали организации и начали выводить людей на акции протеста. Эти организации передавили, не стесняясь в средствах, за несколько недель без воплей, а организаторов вышвырнули без цветов и статусов «узников совести». Государство проявляет себя по отношению к оппозиции предельно мягко. Сейчас стало посложнее, но все равно это вопрос цены. Привыкнут. Приспособятся. В США ни с какими «оккупайуоллстрит», причем с их худшими представителями, президент не станет встречаться никогда, у нас с самой маргинальной оппозицией – пожалуйста, и не раз. Только у нас можно приезжать на акцию оппозиции на машине с мигалкой, проходить через вип-вход, а потом, спалившись с миллионом евро, не мямлить оправдания, а орать на весь свет, что это происки врагов. Только у нас можно громко вопить во всех СМИ об – вы будете смеяться – об отсутствии свободы слова. Так что только благодаря коррупции, немобильности системы, проблемам в самых разных ведомствах, то есть продуктам разложения, оппозиция и может существовать и даже рассказывать, как подкупала «ментов». Ведь осуши болото – исчезнут жабы.

Итак, с чего мы начали? С того, что все хорошо. Что всех все устраивает. И, глядя по сторонам, мы убеждаемся, что это действительно так. Возмущаться и брюзжать (равно как и проводить бесконечные совещания, заседания, слеты, съезды для «обсуждения проблем») вообще национальная привычка, заменитель действия, коим вполне удовлетворяется лихорадочная жажда быстрых и кардинальных перемен. И «непримиримая оппозиция», которая плоть от плоти поколений кухонных трепачей, действует именно в этой координате. Просто треп происходит на улицах и площадях при большом стечении сочувствующего народа. «Вся история их свободы проста как палец, — говорит персонаж вышедшего недавно «Романа о Петре и Февронии», — ругаем власть по кухням, потом, когда становится можно, на площадях, потом разбегаемся по кухням, потом опять вылезаем на площади. Все. Меняется лишь пространство ругани». А это значит, что время настоящих, серьезных перемен, в которых нуждаются все, еще не наступило. Не возникли проблемы, которые объединили бы подавляющее большинство. Объединили бы цивилизованно, без непременных расстрелов, застенков и виселиц в перспективе. Каждому не нравится что-то свое. А если даже многим не нравится что-то одно, то они вовсе не готовы все менять. А если и готовы, то не до конца. Блаженный Августин вспоминал, как в молодости он, понимая свои проблемы и вроде бы желая освободиться от них, обращался к Богу так: «Господи, дай мне целомудрие — но только не сейчас». «Я не хотел, — говорил он, — чтобы Бог сразу же услышал меня и сразу же исцелил от злой страсти: я предпочитал утолить ее, а не угасить». Возможно и мы, в силу молодости нашей демократии и свободы, предпочитаем вкусить запретные плоды до конца (опять же в силу национального характера), утоляем, но не угашаем, а затем, истово и отреченно начнем исправляться, каяться, отрекаться, созидать новое жительство. Очевидно, это произойдет и, может быть, произойдет скоро.

Но пока все именно так.