Ирина Демченко о том, чем блат, коррупция и финансовые махинации на Западе отличаются от российских «аналогов».

Моя близкая подруга — профессор ведущего британского университета — занимается неформальными практиками: блат, коррупция, сговор… Она приехала в Британию из России как специалист в этой области, со своим проектом. Теперь впору заниматься неформальными практиками самой Британии.

И вроде бы теми же самыми: блатом (или как тут это называют, узами старой дружбы — old boy’s network), скандалами с нецелевым использованием политиками бюджетных встреч на личные цели, затем — с прослушкой частных мобильных телефонов, а теперь вот — сговором банкиров по ставке межбанковского кредитования LIBOR, которая является основой практически всего западного кредитования.

Нетрудно себе представить эти кирпичики в основе тактики обвинений в «двойных стандартах», которую мы так обожаем использовать в экспертном сообществе при обсуждении международных вопросов с тех пор, как стало невозможным применять испытанный аргумент, что «у них линчуют негров». Все это «так похоже на Россию — только все же не Россия». То, что иногда кажется, а иногда намеренно выдается у нас за похожее и даже вообще совершенно одинаковое, на самом деле отличается фундаментально. Чем?

Тем, что на Западе все понимают внутренне, что хорошо и что плохо, что морально и что аморально, что порядочно и что непорядочно. Это не означает, что они всегда поступают правильно, честно и порядочно — мы отлично видим, что не всегда, но это означает, что они сами и все окружающее их общество в узком и широком смысле этого слова однозначно понимают, что это — неправильно, что СМИ — чистильщики властей и общества — открыто и страстно обсуждают эти вопросы, и что нарушители всегда, абсолютно всегда бывают наказаны. Иногда позже, чем хотелось бы, иногда не в той форме, в которой мечталось бы, но неизбежно и всегда.

Этот внутренний маяк наше общество утратило за столетие жизни в искаженном большевиками, советской властью, коммунистами и затем — постсоветским, основанном на чудовищной аморальности, развитием. Мы жили и продолжаем жить в мире, где реальные ценности подменяются надуманными, внутренняя порядочность — внешним поведением, а критическое мышление — цинизмом. По форме правильно, а по существу — издевательство. На днях я читала новость о том, как северокорейская девочка погибла, спасая во время наводнения портрет лидера своей страны. Она держала его над водой, пока не утонула. Так и нас воспитывали в советские годы: человек — «винтик великого государственного механизма».

С тех пор многое изменилось, но самое главное осталось неизменным. Человеческая жизнь и судьба так и не стали пока приоритетом номер один для нашего общества и через него — для нашего государства. Нам по-прежнему все равно, сколько народу и как погибло во время Гражданской войны, во время коллективизации, насильственного переселения целых наций, сколько и кого смолотил ГУЛАГ, сколько — Великая Отечественная война, сколько — война в Чечне и сколько — период «демократических реформ». Пока мы будем писать на мемориальных досках «Тут жил и работал такой-то такой-то в такие-то годы», а не «тут было расстреляно столько-то человек, обвиненных в том, что они враги народа, в такие-то годы». И пока мы будем устраивать развлекательные центры в местах массовых расстрелов, пыток и захоронений.

Все эти темы, по сути, табуированы нами же самими. Они тяжелые, и говорить, даже просто думать об этом чрезвычайно больно. Но за ними кроется ответ на вопрос, почему нам по большому счету безразлично, сколько народу и за что сидит сейчас в наших тюрьмах, и почему сидит так много, и почему там применяются методы давления, в том числе физического, и почему там погибают люди, не получая помощи от тех, кто обязан эту помощь им оказывать. И на многие другие вопросы — в том числе о том, почему мы так отличаемся от других и почему вроде бы одинаковые процессы, происходящие у нас и на Западе, по существу так различаются.

Пока я пишу эту колонку, британское телевидение в прямом эфире показывает, как глава крупнейшего британского Барклайз Банка, миллионер Боб Даймонд, ушедший вчера в отставку из-за скандала со сговором, направленным на манипулирование ставкой межбанковских кредитов LIBOR, отвечает на вопросы профильного парламентского комитета. Уже третий час отвечает на самые неприятные, какие можно только себе представить, вопросы.

Банк, который он возглавлял, финансировал очень многие проекты нынешнего правительства. Вряд ли им слишком хочется задавать ему эти вопросы, потому что они знают, что он сделал для их партии. Вряд ли ему слишком приятно на эти вопросы отвечать. Но где-то там, по другую сторону экрана, этот прямой эфир смотрит сейчас человек, который не справился с выплатой ипотеки из-за нечестной игры банкиров, или человек, который не смог погасить кредит за машину, потому что ставка, к которой привязана ставка по его личному кредиту, была искусственно завышена, или разорившийся по той же причине мелкий бизнесмен… По ту сторону экрана сидит Налогоплательщик и Избиратель. И по этой причине они так жестко спрашивают, а он так откровенно отвечает. И никому не приходит в голову, что его можно освободить от ответственности или от позора потому, что он чудовищно богат — он только за последние шесть лет лично заработал около 100 млн фунтов (по данным газеты Дейли Телеграф), или потому, что он в определенном смысле их финансовый «донор», или потому, что он один из самых влиятельных в мире банкиров. А месяц назад также в прямом эфире отвечал за свои грехи глава самой крупной в мире медийной корпорации. А еще раньше — бывший премьер-министр Британии. Вот в чем огромная разница!

Сегодня в Чатем Хаузе — главном британском экспертном центре по анализу международной политики — шла дискуссия о том, как прошлое России влияет на ее настоящее и будущее. Там говорилось, в частности, об очищении, через которое прошли немцы, совершившие страшные преступления против других народов — но, кстати, не против своего народа, в отличие от нас! — и сумевшие взять на себя ответственность за эти преступления. И сумевшие воспитать послевоенное поколение с этим чувством ответственности. Мы пока не сделали ни одного шага в этом направлении. Мы продолжаем, как в СССР, праздновать Великую Победу, в то время как наши союзники, победившие вместе с нами, отмечают День памяти, посвященный их павшим соотечественникам.

Это была, пожалуй, самая глубокая дискуссия о наших проблемах, которую мне довелось слышать в последнее время. С основным докладом выступал американец Дэвид Сеттер, публицист, сотрудник аналитического Hudson Institute, работавший журналистом в Москве перед приходом к власти Горбачева. Он совершенно справедливо говорил, что изменения в нашей стране не произойдут, пока не изменится общественная психология. Пока мы не согласимся все вместе, что главное — человек, личность, а не государство, не президент, не Конституция, которые являются всего лишь производными. Пока мы не поверим, что высшая ценность — каждый человек, его жизнь, здоровье и свобода. Изменения не произойдут, пока мы будем хранить заговор молчания, одни — потому что говорить об этом слишком больно, другие — потому что слишком страшно.

У этой дискуссии был один недостаток: ни Сеттер, ни другие аналитики так и не смогли ответить на вопрос, как это сделать.