Она мне, безусловно, милее сегодняшних наперсточников, однако я опасаюсь, если кто-то из этих обаятельных противников режима поднимется наверх, то он станет властью, значит, я сегодня поддерживаю потенциальную власть, которая редко бывает моральной и честной, а нравственной — никогда.

Чем нынешняя дурна, я знаю: враньем, хамством, неуважением к законам, по которым призывают жить. То есть неуважением ко мне. Из личного — они очень надоели. Нельзя жить в не меняющемся депрессивном пейзаже всю жизнь.

Больного Феллини спросил друг-журналист: «Чего бы тебе хотелось, Федерико?» — «Еще хотя бы раз влюбиться», — ответил маэстро. Он имел в виду женщину. Влюбляться в политика пошло и очень глупо, но слова великого кинорежиссера я применяю. Хотя бы раз еще увидеть во главе моей страны других, желательно приличных людей очень хочется. А то ведь всю жизнь проживешь, как говорил Станиславский, в предлагаемых обстоятельствах. А они не хороши. Унизительны.

То наследник, то преемник, то ловчила, путем подлога втянутый в руководство государством, — все персонажи сомнительные. Подкидыши. Все: и главный подкидыш, образовавшийся на фоне всенародной любви первого президента России к сохранению привилегий Семьи и ближайшего круга, и верные преемнику подкидыши поменьше масштабом.

Ельцин при нашем попустительстве брал на замену себе «сироту», чтобы он был без опасных для него «родственников», а мальчик оказался из детского дома под названием КГБ, где дружеские и корпоративные связи сильнее родовых…

Имеем.

Чем хороши те, кто может (гипотетически, когда — неведомо) прийти на смену подкидышам, я не знаю. Что они умеют, что знают и кому из «старых кадров» пообещают и дадут, чтобы уцелеть, привилегии, я тоже не знаю. Не наделенные пока властью некоторые из них вызывают симпатию и сочувствие.

Кому-то из них я доверяю. Но больше мне нравятся те, кто на площади, а не на трибуне. Эти реально хотят управлять своими жизнями и государством (посредством голосования хотя бы). Они справедливо оценивают (как мне кажется) любых обладателей и соискателей власти, как управдомов, а не домовладельцев.

Закон — мой президент. Мне нужны права и правила равные и обязательные для всех — и не нужны харизматические личности. От них — большей частью лишь злодейство и нетерпимость.

Площадь не угрожает переменами, она меняется сама. Она — синоним обретенного достоинства и преодоленного страха.

Это уже никуда не денется, даже если волна митингов на время несколько спадет.

Живое движение имеет циклическую природу.

Мы населяем государство постоянно. Они у власти в нем временно. А не наоборот.

Об этом митинг.