Более года назад я обратился к потенциальной «Болотной», заклиная «третье сословие» стать средним классом и этим опередить ползучую фашизацию протестного движения. Еще через месяц, в конце декабря 2010, под впечатлением нового приговора Ходорковскому и Лебедева, в дни, когда ещё не остыла лава Манежного извержения, я ставил перед либеральными кругами почти буддийскую загадку как предотвратить фашизацию страны, если и режим фашизируется на глазах, и в оппозиции стремительно растёт удельный вес радикально-националистической составляющей.
Перед участниками сегодняшний оппозиции я ставил тяжёлые вопросы, ответы на которые, полагал, может дать только чудо. Но чудо произошло – в считанные дни в России появилась основа политической нации и всеобъединяющей идеей стала борьба за демократию.
И именно сейчас враги «движения 10 декабря» начали против него психологическую войну. Одни откровенно стремятся к деморализации протестующих, уверяя, что они ничего не добьются и все протесты бесполезны, но вот если – добьются, то до основания покончат с собственных хрупким благополучием. Так в начале 1990 года москвичей запугивали, что если он будут слишком рьяно выступать, то их лишат колбасы и устроят погром (под видом общества «Память»). Итог известен. Другие враги демократии действуют более тонко – они объясняют, что общество уже победило, оно уже совсем-совсем гражданское, показало свою богатырскую силу, и теперь власть будет с ним обязательно считаться, разрешит создание ста правых партий (по-прежнему запрещая предвыборные блоки) и что в четвёртый раз Путина переизберут президентом уже совсем-совсем честно…
В тот же день, когда зубная паста вытеснила зубной порошок, появилась мудрая поговорка – пасту в тюбик обратно не соберешь*. Тоже самое, и с утратой власти моральной легитимности… Нравственная революция 5 декабря лишила «Единую Россию» морального права быть властью. Даже если за слова о нелегитимности режима давать не 15 суток, а 5 лет лагерей, то от этого захватчика не перестанут звать «оккупантом», а деспота – «узурпатором». Если сейчас либеральная улитка втянет рожки в свою раковинку, то ведь из памяти общества уже не сотрутся кадры с десятками тысяч, скандирующих про фальшивые выборы. Если либералы (новорожденный средний класс) забудут, как они стали мещанами во дворянстве, то ведь ни народные массы, ни молодая радикальная интеллигенция эту утрату власти морально права руководить страной не забудет. Только либеральную бывшую оппозицию эти протестующие сочтут такой же частью номенклатуры, как и чиновников, депутатов-единороссов и прокуроров, и сбросят вместе с ней.
При дестабилизации сложные системы видоизменяются до тех пор, пока не обретают нового устойчивого состояния. Это состояние может быть проще предыдущего, а может — принципиально более сложным. Такая трансформации (в социально-политическом воплощении – смута) будет длиться до обретения системой уровня стабильности. Если с поля боя за демократию дезертирует либеральная оппозиция, то агония режима продлится — до неизбежного установления радикально-популистской диктатуры. Сейчас власть может достойно «отдать шпагу» только демократически-либеральной оппозиции, понимая, что лишь в этом случае немедленного социального обвала не произойдёт, будет создано центристское коалиционное правительство, число жертв чисток неизбежных уложится в тысячу, а права личности и легитимная** частная собственность – будут незыблемы. Любой иной вариант революции – неокоммунистический или социал-националистический будет для правящей номенклатуры и её интеллектуальной обслуги куда более фатальным. Поэтому умеренным прогрессистам из бывшего «медведевского большинства» прямой расчёт молиться, что бы улитки смело пёрли рожками вперёд.
Кстати, о молитвах. Общим рефреном всех выступлений на проспекте Сахарова было: «В следующем году — свободные!». Такой перифраз пасхального: в этом году – рабы, в следующем году – свободные люди. Но, чтобы быть последовательными в этой теме, «декабристы» должны день и ночь твердить (заменив Иерусалим на демократию): если я забуду тебя, пусть отсохнет десница моя, пусть прилипнет язык к гортани моей, если я не буду помнить тебя (Псалом 137).