Университет Калифорнии в Сан-Франциско опубликовал, в том числе и в Сети,сообщение, из которого следует, что дата нашей смерти не такой уж, как обещал Булгаков, «бином Ньютона».
Новая компьютерная программа, учитывающая 16 решающих факторов, способна с высокой степенью точности предсказывать вероятность смерти – от шести месяцев до пяти лет. Такие прогнозы важны для медицины в целом – как и куда ей вкладывать свои ресурсы, для врачей — чтобы знать, на что могут рассчитывать их пациенты, но главное – для самих пациентов. Сегодня многие, часто мучительные, процедуры рассчитаны как бы на вечность. Медицинская практика, руководствуясь не столько гуманизмом, сколько выгодой, не учитывает того простого обстоятельства, что мы можем умереть до того, как нас унесет та болезнь, от которой нас лечат. Какой, скажем, смысл диабетику морить себя голодом, если пациент умрет от инфаркта раньше, чем от диабета? И зачем хирургу вмешиваться в медленно развивающийся рак простаты, если больной скончается задолго до того, как с ним справится злокачественная опухоль? Подобные вопросы вписываются в саркастическую формулу Беккета: «Я чувствовал себя, как больной раком в приемной у дантиста».
Помимо очевидных экономических и медицинских соображений, здесь есть еще и психологический аспект. Американские хосписы принимают тех, кому осталось жить не больше шести месяцев. Но на самом деле туда попадают люди лишь в самые последние дни жизни. Новый инструмент, позволяя заранее узнать о конце, избавит умирающих от ложных надежд и позволит лучше подготовиться к неизбежному.
Вроде бы все так, но меня берет оторопь от холодного приговора компьютерной программы. Смерть ведь не вписывается в жизнь. Одна слишком разительно отличается от другой. Мы живем постепенно, смерть внезапна. Даже тогда, когда ее ждут или торопят, смерть — квантовый скачок из естественного существования в никакое. Насколько это нам, живым, известно, люди умирают совсем не так, как живут. Мы – дети развития: медленно растем и стареем, седеем и лысеем, учимся и забываем. Но смерть прекращает эволюцию революций. Мы умираем, как перегоревшая лампочка, а не сносившиеся тапочки. Жизнь не может сойти на нет, она прерывается разом. Парадоксы перестают работать. На этой дороге Ахилл догоняет черепаху и исчезает вместе с ней.
Встретившись с этим вызовом, религия – с трудом и не сразу – изобрела бессмертие, но и оно не отменяет смерть как переход из естественного в сверхъестественное состояние. То, с чем не справляется религия, достается ее младшему брату. Искусство растягивает смерть, делая ее предметом психологического, как у Толстого, анализа. Плохие у него умирают необъяснимо внезапно, как это случилось с мешающей Пьеру и сюжету Эллен. Хорошие, как Андрей Болконский, мучаются, пока не прозреют. Чтобы очеловечить смерть, нужно придать ей длительность, свойственную нашему остальному опыту…
Хотите знать, когда умрете? Сам я еще не решил.