Переменам в образовании мешает не только боязнь системы утратить традиции, но и боязнь учителей потерять зарплаты.

Пока СМИ и эксперты громили проект стандартов старшей школы с его обязательными «физкультурой, ОБЖ и Россией в мире», президиум Российской академии образования (РАО) представил в Минобрнауки альтернативный вариант стандартов.

Подготовили его быстро — за месяц, а 28 апреля Минобрнауки уже отдало этот документ на обсуждение в Общественную палату.

Какой из стандартов начнут внедрять, пока не известно, а вот когда он станет документом, определяющим жизнь школы, — ясно: не ранее 2020 года. К тому времени дорастут до старшей ступени те первоклашки, которые в будущем учебном году начнут учиться по новому стандарту для начальной школы.

Если прежние нашумевшие стандарты пугали своей канцелярской непроходимостью и резким сокращением количества обязательных предметов, то что нового в альтернативных стандартах РАО? Исаак Фрумин, научный руководитель Института развития образования ВШЭ, говорит, что они знакомы и понятны: «Это стандарты 1998 года, а не 2020-го». В декларативной части сплошная новизна, в содержательной — ни малейших изменений.

У неизменного содержания образования есть очень мощная защита, считает директор образовательного центра «Царицыно» Ефим Рачевский: это учителя-предметники, которые боятся потерять часы. Страдают в результате консервации устаревшего содержания ученики. Школа становится им не нужна. Идет массовый исход из школы и в первую очередь — старшеклассников. Если четыре года назад на экстернате и семейном образовании было 17 тыс. детей, то сейчас — 107 тысяч. И если учителя не хотят отдавать эту треть своих часов, боясь потерять в зарплате, то политики боятся сказать: «Отдавайте», опасаясь социальных проблем. Заложник — ученик. У него обязательная география, но — в отличие от всего мира — он не учит предмет «искусство».

Понятно, что школьников уже нельзя учить так же и тому же, чему учили 10—20—30 лет назад. Предлагаемые стандарты не учитывают важный сдвиг: школа давно потеряла монополию на знания. Масштаб доступной и полезной информации во много раз превышает биологические возможности человека ее освоить. «Попытка засунуть в школу все, потому что по-другому человек этого не получит, несостоятельна, — уверен Ярослав Кузьминов, ректор ВШЭ и председатель комиссии по развитию образования Общественной палаты. — Психологически тяжело отойти от стереотипа, но если в первой трети прошлого века, став профессионалом, можно было освоить все, то теперь это не так. Такой возможности больше нет. Знание надо выбирать. В школе — тоже».

Еще одна перемена, которую игнорируют разработчики: материальное производство в развитых странах теперь дает 15—20% ВВП, 75—80% — нематериальные, социальные технологии. Новых школьников надо учить креативной и проектной деятельности. За 50 лет доля репродуктивных действий в деятельности людей сократилась на 15—20% и на столько же выросла доля творческих. А мы все еще воспроизводим модель, при которой технологическое знание — физика, химия, математика, биология — основное. Обществоведения как такового нет. Нет творчества, коллективных проектов. Словно знание условий протекания химической реакции для молодого человека важнее главнейших правил существования общества.