В кабинете Андрея Шаронова предельно рабочая атмосфера. Деловая мебель в темных тонах, исторические миниатюры на стенах, исчерканная маркером офисная доска… Никаких милых сердцу безделушек и сувениров, свойственных когда-то большинству высоких столичных чиновников прежней команды. Лишь на краю заваленного бумагами стола притулились маленький журчащий фонтанчик и совсем не офисная лампа на длинной ножке с абажуром в виде нотной бумаги.

Беседовать мы расположились за журнальным столиком, около которого установлен бюст государя-реформатора Александра Первого. Собственно, о реформах нынешних и связанных с ними переменах, которые ожидают в скором времени москвичей, и пошел разговор.

О РАСПРОДАЖЕ ИМУЩЕСТВА

— Андрей Владимирович, на посту заместителя министра экономического развития России вы несколько лет назад рулили экономикой всей страны. С декабря прошлого года в ваших руках экономика российской столицы. Какое хозяйство вам досталось?

— Начну с плюсов. Москва, буду говорить банальности, — самый крупный субъект Российской Федерации. После корректировок бюджета в 2011 году расходная часть составит 1,5 триллиона рублей, валовой внутренний продукт в этом году будет близок к 10 триллионам рублей. Огромная цифра! Почти в 2,5 раза больше, чем ВВП Украины. Москва — самый крупный финансовый центр в России на территории бывшего СССР и один из 75 крупнейших мировых финансовых центров. Москва — это город с очень внушительной экономикой, достаточно быстро развивающейся.

Что касается минусов… Это прежде всего структура экономики. Если посмотреть на доходы города, то они во многом складываются из платежей энергетических компаний, в частности нефтяных и газовых. Но основную свою деятельность они осуществляют за пределами столицы. Одними из главных индустрий города являются строительная и торговая. А городу, властям и общественности хотелось бы иметь больше наукоемких, современных производств. Их доля пока недостаточна.

Если же говорить о государственных унитарных предприятиях и об акционерных, доля в которых принадлежит городу, то их положение далеко не блестящее. Более того, их количество, более 600, настолько велико, что город, положа руку на сердце, плохо контролировал состояние этих компаний, и интересы города с точки зрения корпоративного управления и поведения менеджеров очень часто ущемлялись. Поэтому и возникла идея об ускоренной приватизации имущества, не связанного с исполнением государственных функций Москвы. Что сейчас и происходит.

— И очень активно! Город спешно избавляется от большинства весомых активов. К примеру, «Банка Москвы» уже нет…

— Нет, он есть. Нет города в числе его собственников. Мы не продаем таких активов, без которых город не сможет жить. Это касается «Банка Москвы» и доли в нефтяной компании (Sibir Energy в размере 22,32%. — Прим. ред.), которую город тоже уже продал, кстати, дорого, в довольно сложной ситуации, потому что продавать особо было некому. Но за нее мы выручили хорошие деньги, и за «Банк Москвы» тоже. Это предприятия, работающие в конкурентных секторах. На мой взгляд, городу там нечего делать. Так же и с огромным количеством других активов.

— И какой из них на очереди? Аэропорт «Внуково»?

— Не хочу забегать вперед. Могу лишь подтвердить, что город не рассматривает «Внуково» как актив, который следует держать. В законодательстве ни для одного города в России нет таких функций, которые связаны с организацией воздушных перевозок. Вместе с тем федеральное правительство заинтересовано в развитии московского транспортного узла и рассматривает возможность объединения активов «Внуково» и «Шереметьево». Мы ждем решения федерального правительства. У города есть возможность передать свою долю в различных активах «Внуково» (там не одно юридическое лицо, а несколько юридических лиц, в которых участвует город) в государственную собственность федерального уровня на возмездной основе. Такой вариант тоже возможен. Это будет не приватизация и не продажа.

— Какие еще предприятия исчезнут из огромного хозяйства правительства Москвы?

— Они не исчезнут, они поменяют собственника. Мы не убиваем предприятия, а просто выходим из них, продавая свою долю на рынке. В столичной программе приватизации на 2011 — 2013 годы львиная доля активов города находится именно в коммерческом секторе. Например, в открытом акционерном обществе «Объединенные кондитеры». Это крупный производитель кондитерской продукции, в котором город владеет пакетом в 25 процентов. Конечно, производство конфет это, наверное, важная функция, но совершенно не городская.

В списке также — парфюмерная фабрика «Свобода», сельскохозяйственные предприятия, в частности, на Северном Кавказе и «Мосмедынь-агропром» в Калужской области, машиностроительные и металлургические предприятия, к примеру, литейно-механический завод в Ярцеве Смоленской области, который город создал на свои деньги. Таких предприятий много. Если говорить о ГУПах и долях в акционерных обществах, то многие из этих 600 предприятий будут проданы в 2011 — 2012 годах, крайний срок — 2013 год.

— А себе Москва хоть что-то оставит?

— Есть группа больших предприятий, где город, имея долю, не будет с ней расставаться. Прежде всего это естественные монополисты, энергетические компании и предприятия, работающие в жилищно-коммунальном секторе. Компания МОЭК, компания в области передачи электроэнергии ОЭК, «Мосводоканал», Московский метрополитен. До какого-то времени это предприятие «Мосгортранс». Здесь возможны варианты, когда город сохранит свое полное присутствие в электротранспорте, а вот в автобусных перевозках, поскольку это конкурентный сектор, могут быть изменения.

Москва останется собственником либо акционером этих предприятий. Но это не значит, что мы откажемся от частных инвесторов.

«ЛИТЕЙКА В ШЕСТИ КИЛОМЕТРАХ ОТ КРЕМЛЯ — ЭТО НЕ КРУТО»

— В Генплане Москвы предусмотрены реорганизация промзон и их сокращение чуть ли не в три раза. А если предприятия не захотят покидать насиженные места? Избавитесь от них сразу или будете договариваться?

— Промышленность в Москве, конечно, должна остаться. Это рабочие места и налоги. Но наша задача и в том, чтобы менять облик промышленности. Мы заинтересованы, чтобы рабочие места становились более высокотехнологичными, давали большую добавленную стоимость, требовали людей с большей квалификацией, с более высоким образованием.

Одна из идей размещения новых промышленных зон — приблизить их к местам компактного расселения рабочей силы. Другая задача — вывести из центра, из жилых и деловых зон, «грязные» несовременные производства с низкой добавленной стоимостью. Например, на ЗИЛе есть покраска и литейные цеха. Иметь литейку в шести километрах от Кремля — это, так скажем, не круто, да еще и противоречит экологическому законодательству.

Тут нужна политика кнута и пряника. Пряник будет состоять в том, что, уезжая в новые зоны, предприятия будут получать инфраструктуру и поддержку города. Если они имеют права собственности на старые участки и помещения, то получат выгоду от реализации коммерческих проектов. Возможны какие-то другие варианты. Кнут будет состоять в том, что предприятия, которые не проявят желание покинуть свои места, будут сталкиваться с ограничениями на развитие, с ограничениями по экологическим показателям. То есть, условно говоря, оставаясь здесь, они никогда не получат разрешения на новое строительство, на развитие своего производства в силу того, что этого здесь быть не должно. Вот такая комбинация мер.

— В каком направлении будет развиваться городская промышленность?

— Современное машиностроение, современная химия. Безусловно, информационные технологии, нанотехнологии. Они будут всячески поддерживаться.

«КОММУНАЛКА» БУДЕТ РАСТИ, НО ПОСТЕПЕННО

— Москвичей уже довольно долго пугают 100-процентной оплатой услуг ЖКХ. Вы как-то сказали, что все платежеспособные жильцы будут оплачивать «коммуналку» на полную катушку. Так чего нам ждать? И останутся ли льготы?

— Экономически ситуация, когда все потребители платят, например, 80 процентов от фактической стоимости услуг, порождает плохой стимул у поставщиков этих услуг. Ведь они в значительной степени зависят от бюджетных субсидий. И тогда качество услуг, как правило, снижается, потому что от конкретных потребителей услуг их поставщики зависят в меньшей степени.

С субсидиями связана и другая проблема, когда от льгот больше выигрывают богатые. Если вы платите 80 процентов «коммуналки», имея квартиру в тысячу квадратных метров, то остальные 20 процентов, которые вам доплачивает город, обходятся бюджету в существенно большую сумму, чем если вы платите за квартиру в 30 квадратных метров и город дотирует эти 20 процентов. Богатому человеку совершенно не нужны эти льготы. Он в состоянии оплатить коммунальные услуги полностью. Однако сама нынешняя модель ЖКХ не позволяет этого делать. Поэтому нужно переходить на 100-процентную оплату с одновременным льготированием нуждающихся.

— А как собираетесь отделять тех, кто может раскошелиться, от тех, кто не может?

— Во всем мире эта проблема решается по одному принципу — по принципу нуждаемости. Если для вас большого значения не имеет 100-рублевая доплата, вы не будете ради нее собирать справки. Если это имеет для вас значение, вы потратите время, оформите бумаги и получите от города эту доплату. Мы должны перестать субсидировать предприятия, поставляющие коммунальные услуги. Надо перейти к адресной субсидии тех жителей, которые в этом нуждаются.

— Уже известны точные сроки, когда это произойдет?

— Пока нет. В темпах повышения тарифов ЖКХ мы ограничены федеральными нормами. И здесь мы не сможем сильно ускориться.

— То есть это будет плавный процесс, без резких скачков?

— Конечно. Это процесс не одного года, и даже не двух.

— А качество услуг изменится? Станет ли лучше в подъезде, в доме, во дворе от того, что жильцы платят 100% за «коммуналку»?

— Если мы говорим о том, что тарифы растут, жители вправе ставить вопрос о том, чтобы улучшалось качество этих услуг. Если речь идет о естественных монополистах, тех, кто снабжает город электричеством, теплом, водой, то в компетенции городского правительства тщательный контроль за бюджетами компаний, которые предоставляют эти услуги, оспаривание неправомерных расходов, возможное снижение и сдерживание роста тарифов. Разумеется, и контроль за качеством услуг. Если вы заметили, зимой за плохую уборку города многие были уволены. Большое количество контрактов с недобросовестными поставщиками этих услуг было расторгнуто.

Сейчас идут работы по благоустройству дворов, ремонту подъездов и придомовых территорий. Уверяю вас, уровень контроля тоже будет очень жесткий. Для нас важно получать сигналы жителей о качестве работ и даже об их целесообразности. Мы уже сталкиваемся с ситуациями, когда планируются работы в совершенно новых подъездах.

— Есть и другие ситуации. Подъезд явно нуждается в ремонте, а в список не попал…

— Да, есть и такие. Нужно понимать, что мы не сможем в одно лето отремонтировать все подъезды. Эта работа давно не проводилась. Сейчас она началась и будет продолжаться в следующем году. Я обращаюсь к жителям с просьбой сообщать нам информацию о качестве работ, которые делают подрядчики.

БЕЗ МИГРАНТОВ НЕ ОБОЙТИСЬ

— Ремонтом подъездов в основном заняты мигранты. Понятно, что без них трудно справиться в тех отраслях, куда москвичи идут неохотно. Но миграционный поток в столицу не ослабевает, скорее наоборот. Как город будет его упорядочивать?

— На самом деле этот процесс регулируется. Тут нужно говорить о качестве его регулирования. О том, что мы должны как правительство города быть очень щепетильны в оценке потребностей города в тех или иных рабочих местах. Часто создаются или поддерживаются рабочие места, на которые нет спроса среди москвичей и которые, строго говоря, не сильно влияют на жизнедеятельность города. Например, на том же ЗИЛе есть литейное производство, на котором работают в основном гастарбайтеры. Нам не нужно это производство, оно практически ничего не добавляет в экономику предприятия, оно не является ключевым с точки зрения налогообразования. Оно создает нам проблемы с рабочей силой. Мы поддерживаем рабочие места, на которые нет предложений от городских жителей.

Конечно, существует ряд сфер, связанных, в частности, с благоустройством города, на которых у нас не хватает рабочих, но без которых мы не можем обойтись. Хотя здесь тоже есть выход. Не десять рабочих с метлой, а один с малой техникой, который их всех заменит. И это уже политика города, как мы сможем стимулировать компании, предлагающие подобные услуги, все-таки брать не числом, а умением. Это повысит стоимость этих услуг, но и решит проблему. Я думаю, что на такие рабочие места мы могли бы найти желающих и внутри города.

— Неоднозначную реакцию у москвичей вызвало решение городского правительства обустраивать жизнь мигрантов, давать им жилье, медицинскую страховку. Мол, вместо того чтобы помогать приезжим, нужно их выдворять. Что вы на это скажете?

— Если мы считаем себя современным городом, мы просто обязаны это сделать. Мы приглашаем сюда людей, которые имеют право на нормальные условия труда и жизни. И мы должны по минимуму либо сами их обеспечить, либо содействовать обеспечению этими условиями со стороны работодателя. Альтернатива очень плохая: незаконная миграция, преступность среди мигрантов, нездоровая санитарно-эпидемиологическая обстановка, левые зарплаты, отсутствие налогов в бюджет и дальше со всеми остановками. Поэтому, если мы говорим «а», что мы не можем обойтись без мигрантов, мы должны сказать «б». Эти мигранты должны жить в человеческих условиях. Пока мы не можем обойтись без привлеченной со стороны рабочей силы. Как, наверное, ни один из мегаполисов мира.

КОНТРОЛЬ ЗА ГОСЗАКУПКАМИ

— В этом году большая часть расходной статьи бюджета Москвы будет потрачена на госзакупки. Мэр раскритиковал созданную ранее систему госзаказа, отметив ее непрозрачность и запутанность. С нового года за госзаказами в столице стали следить внимательнее. Есть улучшения?

— Сказать, что все уже хорошо, конечно, нельзя. В системе госзакупок немало возможностей для злоупотреблений, как со стороны заказчиков, так и со стороны поставщиков. Нужен постоянный процесс отслеживания и улучшения. Информацию по госзакупкам Тендерный комитет докладывает раз в месяц на оперативном совещании у мэра с конкретными данными по подозрительным конкурсам. Мы используем и новые технологии, в частности опросы на детекторе лжи.

— А кого проверяете?

— На полиграфе проверяют членов конкурсных комиссий, чтобы снизить вероятность противоправных действий. Система контроля будет ужесточаться и дальше.